Новый год наступает неумолимо — вместе с вечнозелёной искусственной елью на эспланаде, световыми инсталляциями на улицах, специальными подарочными предложениями в супермаркетах и многочисленными афишами новогодних шоу, главное из которых — балет «Щелкунчик». Из года в год он становится музыкальным символом новогодне-рождественских каникул. Мы решили разобраться, почему именно этот балет так тесно связан с ощущением праздника.

«А вдруг окажется, что…
«Щелкунчик» — гадость…»

П. И. Чайковский в письме
брату, февраль 1891 года

Пётр Ильич, судя по всему, и не предполагал, что его творение по меньшей мере раз в году станет поводом для небольшого, но массового помешательства. Какой же зимний праздник без «Щелкунчика»? Ведь только этот балет способен погрузить нас в атмосферу волшебной сказки и дать надежду на чудо.

Чайковский в чудеса не верил. Создав к своим 50 годам два успешных балета — «Лебединое озеро» и «Спящую красавицу» — композитор страдал мнительностью и неуверенностью в себе. Поэтому он долго колебался, прежде чем согласиться на предложение директора Императорских театров Ивана Всеволожского создать одноактную оперу «Иоланта» и сказочный балет «Щелкунчик», чтобы показать их в один вечер. Согласившись, он принялся работать «изо всей мочи».

«В глубине фонтаны,
бьющие лимонадом,
оранжадом, оршадом
и смородиновым сиропом…»

«Щелкунчик» был обречён стать праздничным балетом: в основе его либретто — рождественская феерия Эрнста Теодора Амадея Гофмана. Немецкий автор сочинил её для детей друга, Юлиуса Хитцига. Их имена, Мари и Фриц, увековечены на страницах этой волшебной истории.

Впрочем, современным ровесникам тех детей оригинальная версия «Щелкунчика» вряд ли понравилась бы. Не будем забывать, что современной Гофману была эпоха романтизма, представители которой умело играли с подсознательными страхами читателей… Вот и у Эрнста Теодора Амадея получился мрачноватый ужастик.

Бояться пришлось недолго. Куда более безобидную адаптацию сказки в 1844 году сделал Александр Дюма­отец.

Французским читателям был чужд мистицизм немецкого романтизма, зато очень близка бравая приключенческая тональность повествования. Оно с некоторыми купюрами легло в основу либретто лёгкого и праздничного русского «Щелкунчика».

Впрочем, во время создания знаменитого балета был момент, когда политическое грозило вытеснить фее­рическое. Главный хореограф Императорских театров Мариус Петипа задумал во втором действии иносказательно выразить своё отношение к Французской революции. Если бы этот замысел был претворён в жизнь, то на месте знаменитого «кондитерского дивертисмента» мы увидели бы танец народного восстания. К счастью, этого не произошло. И вместо карманьолы Чайковский сочинил сцены в Конфитюренбурге, где главные герои наблюдают за ожившими игрушками и сладостями.

Заметки о декорациях сдавшегося кондитерским изыскам Мариуса Петипа и сегодня читаются как «формула веры» сладкоежек: «Задник ­кулисы представляет собой пальмы из золотых и серебряных блёсток на полотне. В глубине фонтаны, бьющие лимонадом, оранжадом, оршадом и смородиновым сиропом. Среди всех этих ­фонтанов на реке из розового масла красуется павильон из ячменного сахара». И на этом фоне, не будем забывать, в балете танцуют и резвятся карамель, марципаны, пряники, фисташки, мятные лепёшки и печенье, шоколад, кофе и чай. Эти приторные сцены не радовали только Чайковского. «Ощущаю полную неспособность воспроизвести музыкально Confitürenburg», — писал композитор. Решить проблему ему помог случай.

Челесту французского изобретателя Виктора Мустеля композитор впервые услышал в Париже во время гастролей в 1891 году и сразу был очарован её «божественно чудным звуком». Возможно, без этого небольшого инструмента, чей звук напоминал звон колокольчика, не родилось бы знаменитое адажио Феи Драже и Принца Оршада, ставшее одной из «визитных карточек» балета.

У каждого — свой «Щелкунчик»

Никто и не спорит: «Щелкунчик» — необходимый пункт программы детского новогоднего праздника. Во время этого представления дети не только сидят в зале, но и участвуют в спектак­ле. Традиция выводить на большую сцену юных танцовщиков была положена с премьерного спектакля в Мариинском театре в декабре 1892 года. В тот раз даже главные партии танцевали дети — ученики Императорского театрального училища. В партии Клары была занята 12-летняя Стани­слава Белинская, а Щелкунчика танцевал 17-летний Сергей Легат. Роли солдатиков исполняли воспитанники лейб-гвардии Финляндского полка (детей из училища не хватало). После спектакля все юные танцоры получили от Чайковского по коробке конфет. Совсем как от Деда Мороза после утренника.

За что мы так любим «Щелкунчика»? Этот балет объединяет все поколения зрителей. Если детей в нём занимает сказочный сюжет, в основе которого превращение уродливого Щелкунчика в прекрасного Принца, то взрослые увлечены аллюзиями на культуру XVIII века (например, галантный Танец пастушков) и романтическими фрагментами, в которых угадывается личное высказывание композитора.

Считается, что начало 1890-х стало для Чайковского временем размышлений о жизни и смерти. В 1891 году умерла его сестра Александра Давыдова-Чайковская. Это событие композитор воспринял очень болезненно. Это даёт основание некоторым музыковедам утверждать, что «Щелкунчик» — это балет о смерти и бессмертии, что всё, что случается с ­героиней, ­происходит в ином мире и что снежная буря — это метафора перехода из земной жизни в другое состояние, а Конфитюренбург — это рай.

Впрочем, время покажет, что «Щелкунчик» даёт слишком широкий простор для интерпретаций, чтобы останавливаться на какой-то одной. Оставаясь праздничным новогодне-рождественским, этот балет пережил множество редакций.

Первая случилась через 27 лет после премьеры в Мариинке, в стране, уже разрушенной революцией и Первой мировой войной. В Большом театре сцена была оформлена в виде огромного стола. На нём стоял кофейный сервиз, из которого по ходу развития действия выпархивали танцоры. Автор декораций, художник Константин Коровин, и хореограф Александр Горский понимали, что новому времени нужны были новые символы праздника. Поэтому вместо снежинок в конце первого акта танцевали Деды Морозы в шубах и Снегурочки в капорах и с муфтами.

Спектакль в Большом пришёлся не ко времени. Предполагалось, что рабочий класс нуждается в новых торжествах, избавленных от буржуазного «душка». В стране объявили войну традиции наряжать ёлку и отмечать Новый год.

О зимних праздниках вспомнили в 1935-м. После того как второй секретарь ЦК Украины Павел Постышев предложил Сталину вернуть детям ёлку. Какая же ёлка без «Щелкунчика»?

И на-ча-лось! Новые версии балета Чайковского стали появляться друг за другом. Неизменной оставалась только конгениальная музыка композитора. В 1934 году на сцене Ленинградского театра имени С. М. Кирова свою версию поставил хореограф Василий Вайнонен. Он изрядно упростил сюжет, сделав его центром понятные всем зрителям переживания девушки, полюбившей уродливую куклу.

В советский период появилась и самая знаменитая «эталонная» версия «Щелкунчика». Юрий Григорович вернул в спектакль философскую глубину, предложив зрителям поразмышлять о недостижимости абсолютного счастья.

Если в СССР «Щелкунчик» продолжал свою жизнь как самый популярный новогодний спектакль, то на Западе он не только успешно встроился в праздничный календарь, но и стал посланником русской культуры.

Рождественская атмосфера в США немыслима без сказочной балетной феерии Чайковского. С ней американцев познакомил хореограф русского происхождения Джордж Баланчин. Он впервые поставил «Щелкунчика» в Нью-Йорке в 1954 году. Постановка Михаила Барышникова только усилила популярность спектакля. Навсегда покинув СССР в 1974-м, он поставил балет Чайковского в Нью-Йорке в 1976 году.

Сказка пришлась по душе в стране свободы. В любой деревне, в любом городе во время Рождества идут разно­образные «Щелкунчики». Школы, балетные студии, любительские коллективы танцоров — все старательно исполняют партии героев, с завидным постоянством возвращающихся на сцену каждый год. Неудивительно, что со временем в США «Щелкунчик» получил множество самых неожиданных адаптаций. Для маленьких детей, для взрослых, в стиле хип-хоп, постановки для секс-меньшинств, а также специально для тех, кто не справляет Рождество…

Популярность «Щелкунчика» в США настолько высока, что в стране по­яви­лись профессиональные балетные труппы, специализирующиеся ис­ключительно на постановке этого балета. В рождественские празд­ники к ним на помощь приезжают труппы из Европы, чтобы порадовать американских балетоманов любимым зре­лищем.

В Европе к классике традиционно относятся более бережно и до сих пор вспоминают версию этого спектакля Рудольфа Нуреева и считают её эталонной. Танцор, отличающийся небывалой «летучестью», впервые поставил «Щелкунчика» в 1967 году в Стокгольме и сам исполнил в нём две партии: Дроссельмейера и Принца. Такой почти «фрейдистский» поворот был необходим, чтобы показать переломный этап в жизни Клары — пробуждение в ней женственности.

Впрочем, удивляет смелостью интерпретаций балета Чайковского и Россия. Режиссёр Алла Сигалова и художник Павел Каплевич решили, что музыка может стать основой не только для балета, но и для оперы. Из этого вывода в 2014 году родился поющий «Щелкунчик». Он был поставлен в московском театре «Новая опера».

Пермский театр оперы и балета может похвастаться собственной интерпретацией «Щелкунчика». Хореограф-постановщик Алексей Мирош­ниченко, переписав либретто, взял за основу оригинальную версию сказки Гофмана и переместил действие в Петербург 1892 года. Получилась полная цитат и культурных аллюзий история о взрослении, где Мари, на мгновение усомнившись в своём Принце, навсегда теряет его, ломающегося и вновь превращающегося в деревянную игрушку.