«Не нравится минимализм? Вам не сюда — к вам скоро Спиваков приедет»
Pianо-gala: священнодействие в разгаре
Администратор
newsko.ru
«Я в раю» — сказала столичная критикесса, побывав на концерте фестивального оркестра под управлением Теодора Курентзиса. Дягилевский фестиваль — это 10 дней райского... даже не наслаждения, а счастья, правда, рай был только для избранных, для узкой, специфической, посвящённой публики.
Возглавив главный классический фестиваль Перми, Теодор Курентзис сделал его «окном» в свой собственный музыкальный мир, в который до сих пор допущены были лишь коллеги и друзья маэстро. Не все оценили по достоинству сказочный подарок, но те, кто оценил, отныне думают иначе, чувствуют иначе и относятся к музыке иначе. Скажем прямо: после концертов Дягилевского фестиваля с гораздо меньшим нетерпением ждёшь приезда некогда любимых раскрученных «звёзд» классической музыки.
Многие знали, что Курентзис и его музыканты по ночам музицируют при свечах для собственного удовольствия. Во время фестиваля ночные музыкальные посиделки стали достоянием общественности: с 22.00 в Доме Дягилева приезжие пианисты играли для особо стойких слушателей, для удобства которых в зале появились толстые ковры и мягкие подушки. Можно было сидеть, лежать — как угодно, лишь бы не мешать священнодействию.
«Я хочу, чтобы у вас было два часа счастья», — так Курентзис прокомментировал традиционный призыв выключить мобильные телефоны в начале первого ночного концерта.
Ничто, даже конферанс (!), не прерывало выступление Кристофера Тейлора, Антона Батагова и Ивана Соколова. Музыка являлась организующим началом для всего человеческого существования, она — не аттракцион, а часть атмосферы, она — воздух, который вокруг. Она подчиняет себе всё — прежде всего все звуки, а также их противоположность — молчание. Во время концерта на музыку работают свет и темнота, обстановка в зале. Возникает совершенно особый мир — меломанский рай.
Вполне логично, что главными героями фестиваля стали композиторы-минималисты — ведь именно они сделали молчание элементом музыкального произведения. Постоянно звучали произведения Мортона Фельдмана, Паскаля Дюсапена, Антона Батагова, Джона Кейджа. В их произведениях каждая отдельная нота — уже музыка. Звук текущей воды, шуршание бумаги — всё это тоже музыка. Понятно, что при таких подходах посторонние звуки исключены.
Перкуссионист из Московского ансамбля современной музыки Дмитрий Власик во время концерта снимает обувь, чтобы случайно не топнуть не вовремя. Но пермская публика далеко не сразу «врубилась» в этот порядок вещей: на концерте ансамбля в зале всё время звучал шёпот — переговаривались записные меломанки, которые пришли как бы на камерный концерт, а получили непонятно что.
Когда публика поняла, что происходит, концертные залы стали стремительно пустеть. На великолепном концерте оркестра Ensemble Modern, который исполнял Chaplin Operas Бенедикта Мейсона, зал Пермского театра оперы и балета был заполнен лишь наполовину, а ведь это была бесценная возможность убедиться, что современная авангарднейшая музыка может быть не только приятной и понятной, но и очень весёлой. Да что там! Впервые, наверное, со дня появления Теодора Курентзиса в Перми в зале были пустые места на его концерте!
Это был концерт, которому место вообще не в зале, а на огромной площадке вроде берлинского Вальдбюне, чтобы многотысячная толпа могла насладиться безупречным исполнением классической музыки — уж на этот-то раз Курентзис выбрал произведения стопроцентно классические, очень популярные и в высшей степени эффектные.
Сердце замирало, когда скрипачи фестивального оркестра блистательно заворачивали эффектные окончания музыкальных фраз в прокофьевской музыке к балету «Ромео и Джульетта», но слышали и видели это лишь фестивальные завсегдатаи, из которых чуть ли не половина — музыканты и приезжие критики, а остальные за время фестиваля перезнакомились и здоровались со всеми подряд — на концерты ходили одни и те же люди.
В лучших традициях «Дягилевских сезонов» Георгия Исаакяна на фестивале одна за другой шли российские и мировые премьеры. Совершенно поразительно спела и сыграла заглавную героиню оперы Паскаля Дюсапена Medea Material солистка хора MusicAeterna Надежда Кучер. Не оставил ни одного равнодушного зрителя «Геревень» Владимира Николаева — произведение, специально написанное для Дягилевского фестиваля.
О каждом из этих событий надо бы написать отдельную большую статью... Но Пермь живёт иной жизнью — по ночам люди предпочитают спать, а не музицировать, и музыку любят красивую и понятную. И это вовсе не значит, что народ здесь сплошь бездуховный и отсталый: мы ведь говорим не о любителях попсы и рэпа, а о поклонниках классики. У этих людей отобрали любимый фестиваль — ведь на протяжении почти 10 лет «Дягилевские сезоны» были «сбычей» мечты увидеть и услышать любимых артистов, которые ни за что не добрались бы до Перми, не будь фестиваля.
«Дягилевские сезоны» при Исаакяне расширяли границы восприятия прекрасного постепенно и деликатно. Всегда звучала музыка ХХ века, всегда представлялись уникальные проекты, но их количество тщательно дозировалось, разбавлялось «понятной» музыкой. Курентзис же — человек совершенно бескомпромиссный: он, к примеру, вычеркнул из концерта главное произведение своего коллеги из Швейцарии Оливье Кюанде — монооперу Бориса Филановского «Примадонна», которая должна была стать ещё одной мировой премьерой фестиваля, потому что решил, что певица не готова к выступлению. В результате концерт шёл всего 50 минут, что, конечно, вызвало у публики чувство разочарования, но, по логике Курентзиса, «лучше меньше, да лучше». С такой же бескомпромиссностью он подходит к формированию программы всего фестиваля: не идти на поводу у вкусов и ожиданий потенциального зрителя, а устроить жёсткую селекцию: «Не нравится минимализм? Вам не сюда — к вам скоро Спиваков приедет».
Хорошо это или плохо? Хорошо, потому что фестиваль принёс «много-много радости» тем, кто понимает. Плохо, потому что людей лишили чего-то очень дорогого и любимого, в том числе — коронных фестивальных выступлений артистов пермской оперы. Пермской оперной труппы для Дягилевского фестиваля будто не существует. Балет — да, блистает: в программе фестиваля было два больших балетных вечера. А опера... Только в формате «моно», да и солистка лишь условно «пермская». «Срастётся» ли фестиваль с принимающим его театром? Может быть, со временем, но пока не «срастается». Если при Исаакяне театр был главнее фестиваля, то при Курентзисе фестиваль главнее театра.
В этой ситуации невозможно выбирать. Никто из тех, кто побывал на ночном pianо-gala в Дягилевском доме, на премьере «Геревеня» или на концерте фестивального оркестра, собранного из лучших профессионалов России (и немножко даже мира), не захочет возвращения «прежних времён». Никто из тех, кто помнит подвижничество Георгия Исаакяна, его отчаянное стремление развить театр, приблизить его к великому музыкальному миру, не может не сожалеть о том, что «прежние времена» никогда не вернутся.
Выбора здесь просто нет. Фестиваль умер. Да здравствует фестиваль!
Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.