«Прикамье», или Кто отделил Пермь от Урала

Десять лет назад Пермская область оказалась административным образом отделена от Урала и была включена в состав Приволжского федерального округа. Причины этого решения центральной власти назывались различные. Суть в другом: пермяки по поводу выхода из-под «уральской столицы» Екатеринбурга не проявили никакого недовольства. Но ещё 100 лет назад главный географ, картограф и этнограф Пермской губернии Иван Кривощёков вычленил европейские уезды губернии в состав особого макрорегиона и ввёл для него новое географическое понятие: «Прикамье».

Всё начинается с просвещения

В 1911 году негласное противостояние официального административного центра Пермской губернии и «неформального» лидера Урала — Екатеринбурга — вырвалось наружу. Поводом стала многолетняя борьба между двумя городами за размещение первого высшего учебного заведения губернии, Уральского Политехникума. Вопреки ожиданиям, министерство народного просвещения высказалось против Перми. Решение царских министров вызвало бурю эмоций и критическое переосмысление пермской идентичности.

Решение в пользу Екатеринбурга состоялось осенью 1911 года. Брошюра Кривощёкова вышла в феврале, когда ещё не было и намёка, что самопровозглашенная «столица Урала» окажется победителем в многолетней «битве за знания». Тем не менее авторитетный географ и краевед объявляет в своей брошюре: Пермь — не Урал. Пусть себе там будет столица, хоть две. Пермь же является главным городом во много раз большей, чем пресловутый «Урал», территории — Прикамья. То есть земель, относящихся к бассейну реки Камы, на которых тогда проживала почти десятая часть населения Российской империи.

Кривощёков исходил из того, что заселение территорий с древнейших времён проходило по рекам, водные пути служили и фактором развития экономики. Естественным образом регионы формировались сообразно системам крупным рек. Географические понятия «Поволжье», «Придонье», «Приднестровье», «Кубань» являлись общепризнанными. Но не существовало официального названия, объединяющего территории вдоль одной из крупнейших рек России.

«Разорванное на клочки между разными губерниями Прикамье не имеет даже в учебниках географии своего специального термина, хотя у жителей таковой выработался давно и получил права гражданства в просторечии», — пишет Кривощёков.

В то время как его коллеги по пермскому земству предъявляли в министерство просвещения статистические выкладки превосходства Перми над Екатеринбургом, географ нашёл совершенно иные аргументы:

«Товарищи Камы в своих бассейнах имеют высшие школы: Волга — до 20 учебных заведений, Днепр — два, Дон — четыре, даже маленькие реки Западная Двина, Висла и Нева имеют их по нескольку. Только Кама, четвёртая по величине река России, обойдена».

Культурная столица-1911

«Прикамье является самостоятельной областью, имеющей древнейшую историю своей культуры». С этих строк начинается брошюра Кривощёкова. Дальше он подробно просвещает публику насчёт культурной столицы этого обширного российского региона. Разумеется, Кривощёков считает этой столицей Пермь.

«Что Пермь является центром Камского бассейна, за это говорит быстрое увеличение населения по сравнению с другими камскими городами. Имея ныне 100-тысячное население, Пермь перегнала в этом отношении старинные города Прикамья Вятку и Уфу».

Кривощёков даёт длинное перечисление находок в пермских окрестностях серебряных изделий и прочих «чудских древностей». Здесь и останки древних городищ — «иногда по виду настоящие земляные редуты», и места металлообработки «с массой шлаков».

Переходя от древней истории к современной, автор брошюры обращает внимание, что пермский район — один из немногих во всём волжском бассейне, где имеется машинное судостроение. Но дальше автор переходит к одним печальным вздохам.

«Промышленность Прикамья остановилась на точке замерзания, не проявляя наклонности для движения вперёд. Причину можно усматривать в выкачивании его богатств на протяжении двух последних столетий».

«Приуралье дало неистощимые богатства, но отказывается далее обогащать Россию, которая взяла с Прикамья много, но не дала взамен ничего».

«Исторический центр Прикамья опять забыт, так как он замкнулся в свои административные границы и далее их не претендует ни на какие привилегии. Замалчивание своего значения Пермью происходит, как нам кажется, от усиленной опеки. Апатия населения поддерживается искусственно, об этом можно судить по отсутствию <достаточного числа> газет в городе, имеющем 100 тысяч населения».

«Все виды промышленности Прикамья находятся в духовном угнетении. Если материальные достатки (имеется в виду прибыль от производства — В. И.) ушли из Прикамья, то духовных ему никогда и не давали, и будут ли даны в будущем, неизвестно, так как над Прикамьем превалирует термин «Урал», известный по учебникам. Хотя местное население совсем не употребляет и не знает этого географического термина, заменяя его словом «Камень».

Такие разные половины

Европейская и азиатская половины прежней Пермской губернии лишь казались частями одного целого. И дело не только в долгом административном соперничестве губернской столицы Перми и Екатеринбурга, центра автономного горного округа, собственной «губернии в губернии». Вопрос тут даже не в «верхах», а в самой что ни на есть глубине — той, что под ногами. Густая речная сеть Камского бассейна образовалась миллионы лет назад от доисторического пермского моря. Здесь была вода, а дальше к востоку стояли огромные тогда уральские горы, суша.

В результате долгих геологических процессов восточной половине Урала достались скалистые грунты и классические горные месторождения, включая ценные металлы. Западная половина — это нефть, соль, известняк. Отложения древнего моря. Море давно исчезло, но его дно даёт о себе знать. То провал, то размытие. Строить здесь дороги — сплошное мучение.

Но леса и поля, по которым пролегли те самые, не раз помянутые недобрым словом пермские дороги, тоже отличаются от зауральских. На одной широте разные природные условия — смотря по какую сторону от Уральского хребта находиться. Там, за хребтом, более сухой климат, а здесь и рек больше, и зона влияния Атлантики. Поэтому «пермский» лес в основном пихтово-еловый, а вот «свердловский» — сосновый и кедровый. «Кондовый» — по имени реки Конды, текущей с восточных предгорий Северного Урала.

Ниже деревьев тоже всё растёт по-разному. В Прикамье — буйное разнотравье, пойменные луга, клевер. В Зауралье растительность более скудная, а почва засоленная. В Прикамье хорошо вызревает рожь. А в районе Екатеринбурга проходит край сибирского пшеничного пояса. Когда основное население страны — крестьяне, такое различие сказывается и на менталитете, и на мироощущении.

Камские городки тяготели к родственной для них чудской цивилизации Заволжья и Заволочья (то есть Вологодчины). Хотя Соликамск и Верхотурье считались городами-братьями, двумя заставами на одной государевой дороге, первый подчинялся Казани, а второй — Тобольску. Пребывание Прикамья в составе Поволжья считалось естественным вплоть до создания в 1781 году «уральской» европейско-азиатской Пермской губернии. Да и то деятельное участие в этом мероприятии принял казанский губернатор.

«Двуединая» губерния половину XIX века провела в трениях между «пермской» и «екатеринбургской» ветвями власти, а вторую половину века — в кулуарных разговорах о том, что губернию надо разделить надвое. Деление долго откладывали, и произошло оно уже «на нервах», причём Пермь сделали виноватой. А ведь именно она и подала устами Кривощёкова заявление о разводе с Уралом.

Теория своевременная, но непонятая

Экономика Урала уже к концу XIX века оказалась сильно больна. Горные заводы, работая по технологиям крепостного времени, в массе своей давно пребывали в кризисе. На техническое перевооружение требовались огромные средства, которых не было у большинства заводчиков. Правительство Столыпина утвердило программу перевода горнозаводского населения Урала к земледелию, споры велись лишь вокруг размера земельных наделов.

И пермское бизнес-сообщество, и местное земство очень устраивал разворот от проблемного горнозаводского Урала. Главные хозяева Прикамья, Строгановы, изучив коньюнктуру и оценив суммы инвестиций, решительно отказались от дальнейшего развития своих железоделательных заводов и занялись промышленной разработкой обширных лесов.

Всё говорило о росте транспортного значения Камы. В 1910-1912 годах готовились проекты водных каналов Кама — Печора и Кама — Чусовая — Исеть — Тобол. Не меньше, чем о вузе, в Перми твердили о необходимости собственного речного училища (появилось в 1913 году).

Кривощёковская «теория Прикамья» возникла очень вовремя, но была встречена жёсткой критикой в газетах как правого, так и левого направления.

В полемическом задоре Кривощёков допустил много сомнительных утверждений. Порой его тезисы напоминают кухонные рассуждения уязвлённых своим положением провинциалов.

Неудивительно, что один из ведущих журналистов того времени — Михаил Меншиков из популярного «Нового времени» — с видимым удовольствием разнёс брошюру Кривощёкова в пух и перья, заодно дискредитировав перед читателями саму идею появления в Перми высшего учебного заведения.

«Прочитайте записки провинциальных деятелей, добивающихся от правительства каких-нибудь полезных для их края мероприятий… Поражает иногда забавное по серьёзности утверждение, будто, например, Прикамский край составляет нечто особое целое, имеющее какие-то свои права в качестве когда-то бывшего тут «Чердынского царства».

Не менее хлёстко проехалась «демократическая» местная газета «Пермский край». В декабре 1911 года она отозвалась на издание Кривощёковым новой брошюры (уже под коротким названием «Прикамье») большой статьёй «Прикамские гробокопатели».

«В былые времена, — повествует г. Кривощёков, — Пермь была резиденцией наместника, а затем генерал-губернатора; но стоило этим высоким лицам покинуть город, как обездоленный обширный прикамский край сейчас же поделили путём пропаганды в печати Волга и Урал… Одна надежда на городское самоуправление. Оно должно, по мнению г. Кривощёкова, проникнуться его идеями и создать печать с кривощёковским направлением… Но наши думцы в роли борцов за какие-то изжитые иллюзии, разделяемые лишь господами «исследователями» местного края — это, по меньшей мере, курьезно».

«Давно бы пора понять, что процветание города, его экономический и культурный рост всецело зависит от самодеятельности населения, от развития торговли и промышленности, от наличия сплочённых групп, систематически отстаивающих свои повседневные интересы, а не какого-то отвлечённого Прикамья».

В самом названии газеты — «Пермский край» — не столько предвидение будущего, сколько отсылка к либеральной газете «Уральский край», издаваемой в Екатеринбурге. И признание кривощёковского тезиса, что это разные географические понятия.

Утверждение Прикамья

Авторитет Ивана Кривощёкова в Пермском земстве имел серьёзный вес, а может быть, его идеи там вполне разделяли. Официальное издание «Пермская земская неделя» в 1911 году с №41 (октябрь) рубрику «По Пермской губернии» стало снабжать пояснением: «Урал и Прикамье».

Хотя это и не помогло войти Прикамью в качестве официального термина в учебники географии, тем не менее слово вполне укоренилось. Вот уже полвека это синоним Пермского края.

У Перми были соперники на право владения «брендом». Прикамьем считают себя те камские районы, что хотят обозначить себя в составе национальных республик, где они оказались не вполне по доброй воле. Это Нефтекамск в Башкирии (территория, первоначально не входившая в состав Башкирской АССР) и Сарапул в Удмуртии. Последний даже претендовал на звание центра Прикамья.

Издавна Сарапул имел тесные торговые связи с Пермью. Он был главной хлебной пристанью, откуда шло снабжение продовольствием Чердыни и Печорского края. Когда в 1923 году образовалась гигантская Уральская область, Сарапул вошел в её состав, и лишь перед войной оказался причислен к Удмуртии.

Когда у Сарапула появился железнодорожный мост Казань-Екатеринбургской железной дороги, обсуждался вопрос о переводе сюда из Перми камского перевалочного узла. Дело в том, что в засушливые годы судоходство по Каме выше Сарапула сильно осложнялось из-за многочисленных перекатов и отмелей.

Но в 1955 начинается строительство Воткинской ГЭС, которая не только сняла проблему, довлевшую над пермским судоходством, но и окончательно решила вопрос о том, кому принадлежит бренд «Прикамье». Сарапул и Воткинск уступают своё значение (и даже часть своей истории) новому городу Чайковскому.

Одновременно с вводом в строй Воткинской ГЭС происходит примечательная административно-организационная реформа. Удмуртский и Пермский совнархозы объединяются в единый совнархоз Западно-Уральского экономического района с центром в Перми. Каким именем заменить многоэтажный Западный Урал, термин, прежде никогда не существовавший? Конечно же, Прикамье. Неслучайно тогда так назовут новую центральную гостиницу Перми.

От Сарапула, крепко державшегося за термин «Прикамье» и вместе с ним вошедшего теперь в Западный Урал, начинается победоносное шествие бренда вверх по Каме.

В 1955 газета Фокинского района (с 1962 года — Чайковский район) «За урожай» переименуется в «Красное Прикамье». Затем издание Осинского района, прежде носившее расплывчатое название «Красное Приуралье», а ещё раньше и вовсе трешевое «Красные Всходы», стало выходить под именем «Советское Прикамье».

В 1967 году Западно-Уральского совнархоза не стало. Годом раньше Удмуртия обрела новый аргумент экономической самостоятельности — в Ижевске заработал автомобильный завод. Первоначально этот завод и новый жилой район в придачу планировалось построить в Перми. Но по каким-то соображениям тогдашнее руководство Пермской области от автозавода открестилось.

Ценой отказа от дополнительных 100 тыс. жителей Пермь приобрела монопольные права на кривощёковский креатив. В год 50-летия Октябрьской революции повсюду проходят выставки достижений, издаются юбилейные фотоальбомы и прочее. В Перми всему этому дают шапку «Прикамье» в разных сочетаниях.

В 1970-е Прикамье уже широко растиражированное «поэтическое» название Пермского региона, заменившее имевших когда-то хождение Биармию, Рифей и Парму. А после всплеска региональной идентичности 1990-х называть Пермский край Прикамьем сделалось общим местом. 

Географический поскриптум

Думали ли те, кто в силу соображений момента отделили наконец Прикамье от Урала, о том, насколько верным окажется это деяние?

Стоит внимательнее прислушаться к сказанным век назад словам Кривощёкова: «Центр Прикамья опять замкнулся в свои административные границы и далее их не претендует ни на какие привилегии».

За прошедшие годы с момента причисления Пермского края к Приволжскому федеральному округу почти ничего не сделано для того, чтобы с выгодой использовать это положение. Ведь если Екатеринбург являлся для Перми воротами в Сибирь, то Нижний Новгород — это ворота в саму Москву.

Пермь была создана Петербургом ради питерских же интересов — то есть обеспечения северо-западного направления. В советские годы многовековая инерция «служения северо-западу» оставалась для Перми действующей парадигмой, от которой уже не шли дивиденды для развития. Зато связанный с московским капиталом Екатеринбург смог быстро перенастроиться и получить «ярлык на княжение» от Москвы советской.

Лишь в середине 2000-х усилиями губернатора Олега Чиркунова начинается разворот к московской парадигме, под флагом экспорта московской культуры и московской школы («Вышка»).

Ещё один фактор «похода на Москву» — тесные отношения с Кировской областью, хотя и не сильно ещё проявившиеся. Примечательно, что единственный глава Пермско-Вятского административного конгломерата Карл Модерах был перемещён затем на московское хозяйство.

Ориентация на Москву рано или поздно должна привести к появлению автострады Пермь — Киров — Нижний Новгород. Вместе с Камской водной магистралью на юго-запад и железнодорожной на северо-запад (особенно после строительства «Белкомура») Пермь получает возможность оказаться в крайне выгодном положении узлового хаба для грузопотоков из Сибири и Юго-Востока.

* * *

Прикамье и Зауралье — это всё равно что Швейцария и Италия у подножия Альп. Для Швейцарии горы были важным средством существования страны, первоосновой её экономики. Италия же для Альп — страна, куда стоит стремиться для отдыха. Кроме того, это центр дизайна и машиностроения из того же швейцарского металла. Может быть, и Прикамью стоит стремиться стать центром отдыха для Зауралья и «северов»? И одновременно шире развивать машиностроение с опорой на уральский металл, ведь вывоз отсюда продукции в европейскую часть проще. И может быть, даже (чёрт, чёрт!) продвинуться по части собственной школы дизайна?

Останется ли Екатеринбург «столицей Урала»?

Екатеринбург всегда отмечался путешественниками как «настоящий крупный город посреди убогих уездных городков к востоку от Казани». Благодаря особому вниманию казны и петербургским горным инженерам он с незапамятных времён выглядел почти столичным, да и ритм жизни здесь был далеко не сонным. Сегодня Екатеринбург впечатляет не только пермяка, не особо привыкшего к изяществам мегаполиса, но даже и более искушённого новосибирца.

Благодаря своей обширной и работающей промышленности, активному и немалому населению, очень развитой инфраструктуре, а самое главное — невероятной способности извлекать профит из любого политического расклада, Екатеринбург предстаёт «вечным городом» Урала. И правда — столица.

Невероятное сияние вечерней иллюминации, новенький 100-этажный небоскрёб в центре города, по-настоящему работающая дорожная полиция — житель Перми не знает, чему больше удивляться в Екатеринбурге. Но подлинный шок будет ждать его в гостиничном душе: вода с мерзким болотным запахом. После такого душа наступает некоторое отрезвление.

Недостаточные для столь крупного города водные ресурсы — серьёзная проблема, которая существенно ограничивает дальнейший рост Екатеринбурга. Это не всё время увеличивающаяся территориально и численно настоящая столица.  

Однако Екатеринбург и не «столица Урала». Ведь сам термин «Урал» как особое название для региона горнозаводской промышленности возник в определённую промышленную эпоху.

Уральский хребет многовековая русская традиция именовала Каменным поясом, Камнем. Лишь после открытия южно-уральских богатых железных руд башкирское название Урал-тау было перенесено и на северные отроги, сводя воедино производственную цепочку местной металлургии.

Урал в его широком смысле был выгодно растиражирован и применён региональными и столичными политиками, сконструировавшими «Большой Урал» с центром в Свердловске-Екатеринбурге.

Статус сохранялся за счёт придержания подле себя Пермской области с тяготеющей к ней Удмуртией, а также Башкирии и Оренбуржья. Когда эти территории, после фиаско прошальной идеи Уральской республики, в 1990-е
вышли из зоны влияния Екатеринбурга, стало очевидным (по методике Кривощёкова, то есть привязке к речному бассейну), что «столица Урала» на самом деле — столица Приобья!

С тех пор как началось освоение нефтяных полей Западной Сибири и газовых месторождений Ямала, Свердловская область сделалась главной базой, а Свердловская железная дорога — основной наземной коммуникацией богатого газонефтеносного региона.

Уральские горы по протяжённости и многообразию природно-климатических зон обширнее Кавказских гор. Однако на Кавказе имеются несколько различных государств, а на Урале — кажущаяся социальная монокультура.

«Большой Урал» неизбежно распадается на искусственно созданные географические сущности: Западный Урал, Средний Урал, Южный Урал.

Челябинск, официальный главный уральский партнёр Екатеринбурга, не желает признавать за тем звание «столицы». Важный признак собственного высокого экономического статуса — нахождение в Челябинске управления Южно-Уральской железной дороги. Челябинскому потенциалу есть куда расти, и его значение со временем ещё более усилится. Это приведёт к окончательной переориентации Екатеринбурга на Западную Сибирь. В то же время в Западной Сибири имеются старые культурные центры, как Томск и Омск (не говоря о Тюмени).

Кроме промышленной столицы, Екатеринбург-Свердловск в советское время стал столицей центрального тылового военного округа. Вся Свердловская область — это обширная военная база с соответствующей неплохой инфраструктурой, построенной за счёт федерального бюджета.

Но с точки зрения геополитики вероятная угроза с Кавказа и Каспия для России сегодня более существенна, чем угроза из Средней Азии, где находится огромный буфер в виде Казахстана. Волжское стратегическое командование гораздо важнее, чем Урало-Сибирское. Нахождение штаба высокого уровня в Екатеринбурге — вопрос времени, не вызванный рациональным военно-стратегическим планированием.

Угрозы, казалось, вечному могуществу Екатеринбурга могут (и будут) происходить от будущих центров новой экономики России, производителей идей и технологий, прежде всего – не сильно бюрократизированных научных центров.

Осенью 2011 года в Екатеринбурге прошла конференция ведущих прогнозистов России, на которой они попытались представить более или менее отдалённое будущее этого мегаполиса и всего Большого Урала. Экспертам задавался вопрос: перейдёт ли Екатеринбург на новую ступень социально-экономического развития? Сумеет ли он быть крупнейшим центром не только в индустриальную эпоху, но и в грядущей креативной экономике, как когнитивный (то есть творческий, создающий принципиально новые продукты) город?    

Один из авторитетнейших российских аналитиков-прогнозистов Сергей Переслегин в интервью журналу «Эксперт-Урал» на этот счёт ответил так: «Мегаполисы вроде Москвы, Токио, Нью-Йорка не станут значимыми городами следующей фазы. Они будут иметь такое же положение, как Александрия, Афины, Дамаск. Екатеринбург тоже вряд ли станет точкой когнитивного развития. Скорее, это будет Заречный (город в 60 км от Екатеринбурга, местоположение Белоярской АЭС), Димитровград или Пермь».