Фактор Кертмана

Ноябрь 1998 года. Нью-Йорк. Вечер, организованный Американским еврейским комитетом в рамках программы по продвижению толерантности в посткоммунистических странах. В центре банкетной залы трибуна, на которую один за другим выходят спикеры, эмоционально делясь воспоминаниями о том, как тяжко им жилось в Советском Союзе, как они не имели никакого шанса на продвижение и просто нормальную жизнь. До сих пор не знаю, какая сила после десятка прослушанных историй вынесла меня на трибуну, чтобы рассказать о своём учителе Льве Ефимовиче Кертмане, который не только добился профессионального успеха как доктор, профессор и заведующий кафедрой, но и стал значимой фигурой в университете, в городе, в академическом сообществе всей страны. При этом никогда не скрывая и не стесняясь своей национальности и принципиально оставаясь беспартийным. После моего выступления каждый из присутствующих рвался объяснить мне, как я глубоко не права и насколько ничего не понимаю в жизни. Мне удалось вырваться из их кольца только после вопля: «А в этой стране есть свобода слова?!»

Per aspera ad astra — через тернии к звёздам — это о нём, о Льве Ефимовиче. Тернии научные — каждодневный кропотливый труд, исследовательские усилия и поиски — не идут ни в какое сравнение с не- и вненаучными. После окончания с отличием Киевского университета в 1940 году он был призван в армию и встретил войну в белорусском городе Жлобине. В августе 1941-го был ранен настолько тяжело, что в декабре его комиссовали из армии. Ещё несколько лет он передвигался на костылях, но уже с 1942 года начал работу в Казанском университете, где в декабре 1943-го защитил кандидатскую диссертацию под руководством академика Тарле.

После возвращения в Киев ни фронтовое прошлое, ни репутация одного из самых популярных преподавателей университета не защитили его в период кампании против космополитизма. Основные обвинения Кертману были предъявлены в том, что он в своих публикациях по европейской истории «объективистски описывает события, не даёт им партийной оценки», демонстрирует «гнусное преклонение перед Западом», «прикрывает званием советского историка истинное лицо космополита», в вину ставили даже мягкое произношение звука «л» как «подражание врагу народа Скрипнику».

Он и его жена, талантливый филолог Сарра Яковлевна Фрадкина, были подвергнуты унизительному публичному осуждению и изгнаны из университета как «прихвостни безродных космополитов». 60 писем и заявлений о приёме на работу, разосланные Львом Ефимовичем в университеты огромной страны, остались без ответа.

Случай свёл его в 1949 году с Александром Ильичём Букиревым, ректором Пермского государственного университета, который решительно поддержал Кертмана и принял его и Сарру Яковлевну на работу. Воистину счастливый случай для всех нас. Так Кертман и Фрадкина стали пермяками.

В 1957 году Лев Ефимович возглавил кафедру всеобщей истории, в 1961-м защитил докторскую диссертацию. Сотни научных статей, монографии, учебники, рецензии, лекционные курсы, доклады и выступления представляют собой статистическую сторону его достижений. «Неординарность мышления и широта исследовательских интересов», талант генерировать идеи, способность просто говорить о сложном — их глубинную и содержательную сторону.

И в Перми были свои тернии: в начале 1950-х годов Льва Ефимовича догнало эхо киевских преследований в виде пары гнусных статей и кляуз; а в 1960—1970-е любой проверяющий из партийных структур мог заявиться на лекцию, чтобы выступить с претензией: то лектор использует непонятные слова, то цитирует классиков по памяти, то читает без конспекта. Лев Ефимович говорил об этом с юмором и находил свои способы «борьбы с идиотизмом», например, при проверяющем брал на лекцию первую подвернувшуюся под руку пачку бумаг, чтобы создать видимость чтения по конспекту. А в научных текстах, по меткому выражению Павла Юхимовича Рахшмира, умел «новые идеи... окутывать плотной цитатной оболочкой, чтобы новизна не слишком резала глаза».

Не слышала от него жалоб на то, что ему были перекрыты возможности зарубежных командировок для участия в научных мероприятиях и даже туристических поездок. Будучи автором популярных книг и учебников по истории Англии, Лев Ефимович не имел возможности увидеть эту страну, наверняка горевал об этом, однако умел доносить до читателей и слушателей её историю и культуру со всей глубиной знания и понимания. Во время моей первой английской командировки в 1991 году я легко прошла все проверки знаний со стороны британских коллег именно благодаря «школе англоведения Кертмана».

Лев Ефимович видел своё предназначение в том, чтобы доводить свои мысли и чувства до слушателей — студентов, аспирантов, учителей. Очень огорчался, когда не находил должного отклика, например говоря о теоретических и методологических проблемах на курсах повышения квалификации учителей. Для него в исторической науке не было неважных дел и «малых форм». Так, рецензии он использовал и для анализа книг, и для постановки новых исследовательских вопросов. Его тексты и выступления ценили маститые столичные учёные, со многими из которых он был дружен. Как рассказывает заместитель директора Института всеобщей истории РАН Лорина Петровна Репина, если в программе конференции был заявлен доклад Кертмана, аудитория была полна и зал слушал докладчика затаив дыхание.

В его публикациях по истории и культуре западных стран отражалась эпоха в её своеобразии и противоречивости, наполненная драматическими и трагикомичными сюжетами и судьбами, великими и нелепыми персонажами, вместившая не только пёструю политическую мозаику, но и трепет человеческой души.

В рецензии на книгу Кертмана «История культуры стран Европы и Америки (1870—1917)», вышедшую после смерти автора, видные столичные учёные Виноградов и Кросс писали: «Быть может, самым большим достоинством этой новаторской полемичной книги является то, что она будоражит воображение, стимулирует творческую мысль читателя, побуждает к дискуссиям… наличие спорных или недостаточно доказанных положений книги было, пожалуй, неизбежно, поскольку исследователь во многих случаях шёл по целине, стремясь опубликовать итоги своих размышлений по большому комплексу сложных вопросов».

Лев Ефимович был центром, мыслительным и организационным, энергетической силой созданной им научной школы. Он был творческой мастерской, выражаясь современным языком, хабом: от него шли креативные идеи и импульсы, и он держал в своих руках нити многочисленных исследований своих коллег и учеников, не давая им ни запутаться, ни разорваться.

Кафедра новой и новейшей истории Пермского государственного университета представлялась нам, студентам 1970-х годов, оазисом свободы, свободомыслия и свободолюбия. Масштаб личности Льва Ефимовича был очевиден даже самым непонятливым. И он был совершенно особым. Годы спустя я прочитала высказывание о диссидентах, что в несвободной стране они вели себя как свободные люди. Мне представляется, что такая характеристика в полной мере относится ко Льву Ефимовичу, в особенности если не сводить диссидентство к конкретному политическому поведению.

Это выражалось в духе, манерах, стиле, предлагаемых темах исследований, во всей личности Льва Ефимовича. Никому бы и в голову не пришло назвать его провинциальным учёным. Ничего провинциального в нём не было. Точно так же были ему чужды снобизм, иерархическое мышление, занудство. Его отличали жизнелюбие и превосходное чувство юмора. Бывает, что при чтении работ своих аспирантов я вспоминаю его ироничную реакцию на присланный ему аспирантский опус, сопровождавшийся эмоциональным заявлением: «Я писала этот текст с любовью!» «Лучше бы она писала его с умом», — заметил Кертман.

На кафедре всегда обсуждались достаточно смелые сюжеты, новинки литературы и кино, шёл обмен информацией, полученной в книгах из отделов специального хранения. С началом перестройки разворачивались и литературные дискуссии, и политические дебаты. Лев Ефимович упивался новыми возможностями, воздухом свободы. Был горячим приверженцем реформ Горбачёва. Его жизнь оборвалась невыносимо рано — 30 ноября 1987 года. Но сохранилась историческая школа Кертмана, которая, в свою очередь, стала питательной средой для формирования пермского политологического сообщества. К числу унаследованных от этой школы профессиональных ориентиров и ценностных установок относятся ценность научного знания, научного поиска, профессионализм, стремление исследовать действительно значимые для науки проблемы, добросовестность в работе с источниками.

Возвращаясь к нью-йоркской истории, вспоминаю изумлённое лицо Каринны Москаленко, второго представителя России в нашей пёстрой интернациональной группе участников программы, и её эмоциональный вопрос: «Зачем ты полезла на трибуну с таким выступлением?! Они могли тебя разорвать!» Опыт был не из лёгких. Но я нисколько не жалею о нём. Лев Ефимович, конечно, посмеялся бы над этой историей. Но порицать бы не стал. Я надеюсь.

«Кертмановский сентябрь» — серия мероприятий научного и культурного характера, которые посвящены 100-летию Льва Ефимовича Кертмана: вечер встречи и воспоминаний 2 сентября в университете и 12 сентября в Центре городской культуры, научная конференция «Фактор Кертмана» в интеллектуальной перспективе» 14 сентября и презентация 29 сентября в ПГНИУ (подробная информация будет размещена на сайте университета и в социальных медиа). «Кертмановский сентябрь» инициирован и подготовлен учениками и коллегами Льва Ефимовича.

Жизнь Кертмана статистически можно уместить в одну строчку: 1 сентября 1917 года — 30 ноября 1987 года. Но «фактор Кертмана» остаётся в каждом, кто знал его и общался с ним. Невозможно говорить о Льве Ефимовиче абстрактно и отвлечённо, отстранённо от своего личного опыта общения с ним. «Кертмановский сентябрь» вместит много воспоминаний и историй. «Фактор Кертмана» не исчерпывается даже их многообразием. Он проявляется в научных поисках, в интеллектуальной перспективе, в судьбе факультета, университета, Перми.

Основные работы Кертмана:

· Рабочее движение в Англии и борьба двух тенденций в лейбористской партии (1900—1914). — Молотов, 1957.

· Борьба течений в английском рабочем и социалистическом движении в конце XIX — начале XX вв. — М.: Высшая школа, 1962. — 112 с.

· География, история и культура Англии. — М.: Высшая школа, 1968; 2-е изд., 1979. — 384 с.

· Кертман Л. Е., Рахшмир П. Ю. Буржуазия Западной Европы и Северной Америки на рубеже XIX—XX вв.: на путях к общему кризису капитализма. — М.: Высшая школа, 1984. — 160 с.

· История культуры стран Европы и Америки (1870—1917). — М.: Высшая школа, 1987. — 304 с.

· Джозеф Чемберлен и сыновья. — М.: Мысль, 1990. — 544 с.