Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Удивил так удивил

Музыка перестала быть «только музыкой» на XI Дягилевском фестивале

30 мая 2017 г.

Поделиться

Твитнуть

Завершился Дягилевский фестиваль — главное событие концертно-театрального сезона в Перми. Конечно, здесь было много отличной музыки, самой разнообразной: от XIII века (средневековые итальянские лауды в исполнении ансамбля Micrologus) до написанной буквально вчера (премьера сюиты «Чужая» Алексея Сюмака в исполнении Московского ансамбля современной музыки и сопрано Ольги Власовой); от могучей оркестровой (Первая симфония Малера в исполнении Фестивального оркестра) до лирической вокальной (Liederabend меццо-сопрано Полы Муррихи, завершившийся до глубины души пробирающей ирландской песней a cappella); от азербайджанской (ансамбль Алима Гасымова) до индийской (пандит Харипрасад Чаурасия); от тончайшей хоровой (хор MusicAeterna) до стильной ансамблевой (квартет имени Давида Ойстраха) и ещё много самой разной — всего 40 часов живой музыки.

Но дело не только в том, что музыка всегда отличная. Не только ради этого собираются в Пермь фанаты со всего мира, а ради того, чтобы 10 (а в этом году 11) дней прожить в иной реальности, в иной жизни. Дягилевский фестиваль — это не сборник концертов и спектаклей, а единое нечто, что, наверное, ещё не имеет точного жанрового определения. Художественный руководитель фестиваля Теодор Курентзис не устаёт повторять, что музыка должна быть не просто красивым звуком: она должна стать чем-то большим. Именно этим неустанно занимается команда фестиваля, следуя избранному им девизу — приписываемой Сергею Дягилеву фразе «Удиви меня!»

В Пермском театре оперы и балета помнят исконное значение слова «фестиваль» — «праздник». Все события здесь полны маленьких подарков и сюрпризов: бокал шампанского и пирожное, сувенирный веер, а в вечер открытия ещё и толстенный информационный буклет — бесплатно! Атмосфера духоподъёмная и головокружительная, даже пахнет как-то особенно... Ну, конечно, в воздухе распылили «Лето» — новый парфюм, созданный швейцарским парфюмером Венсаном Микотти в содружестве с Теодором Курентзисом, который является автором идеологии этого аромата.

А может, головы кружатся оттого, что зрители вообще не спят? Теодор Курентзис окончательно перевёл фестиваль на круглосуточный режим, и рискованное предложение встретить под музыку рассвет над Камой никого не отпугнуло — наоборот: ранние утренние (а может, поздние ночные) концерты под куполом Пермской художественной галереи, в компании деревянных богов вызвали зрительский ажиотаж, билеты смели подчистую, попасть стремились правдами и неправдами... И оно того стоило. Музыка начиналась почти в полной темноте, но постепенно рассвет рассыпался световыми эффектами, всегда разными: то на куполе наслаивались один на другой бледные блики от окон, то сквозь восточное окно под куполом начинал бить пронзительно красный луч.

Концерты были обставлены как священнодействие: свечи, таинственные пустые залы... После концерта духовной музыки в исполнении хора MusicAeterna настоятельно просили не аплодировать, дабы не разрушать настроение. А после окончания действа зрителей ждало множество бонусов, не менее соблазнительных, чем сам концерт: утренняя свежесть, запах тополиных почек, птичье многоголосие, первые лучи солнца над Камой и чашка кофе в подарок от кофейни Cup by Cup.

Характерной чертой всех событий фестиваля была их неторопливость: начало концертов задерживали, перерывы были длинные... К чему спешить? Негласным девизом всех событий стало «расслабьтесь и получите удовольствие», и для расслабления делалось всё возможное. Уже традицией стало возлежание на подушках в зале Дома Дягилева на ночных гала-концертах, но нынче и на концерте этнической музыки, где публику сначала завёл Алим Гасымов со своим ансамблем, а затем погрузили в медитацию индийские раги в исполнении Харипрасада Чаурасии, из партера Пермского театра оперы и балета вынесли кресла, а вместо них расстелили ковры и разбросали подушки. Зрители могли сидеть, лежать или танцевать босиком — кому что нравилось.

У каждого посетителя фестиваля — своё главное воспоминание о нём, но многие соглашались, что самое необычное и самое эмоциональное — это спектакль-променад Remote Perm. «Променад» — это слишком формальное определение жанра события: там и большой флешмоб, и сеанс коллективной психотерапии... Remote — это пример искусства, которое делает человека лучше. Через два часа после начала прогулки вы любите всех людей, а особенно тех, кто разделил с вами этот опыт. О чём этот спектакль? О том, что самое удивительное качество людей — способность к взаимовыручке. «Стая тебя поддержит», внушает участникам хэппенинга голос «искусственного интеллекта» из наушников, и вот уже ты начинаешь вести себя... мягко говоря, необычно: махать руками прохожим, аплодировать им же, танцевать под неслышную для окружающих музыку, разглядывать предметы сквозь «бинокль» из собственных ладоней или маршировать, распевая «И вновь продолжается бой»... Вы вряд ли проделали бы всё это в одиночку, но в «стае» — легко!

Чем ещё удивил Дягилевский фестиваль?

Максимальным сокращением дистанции между музыкой и слушателем, театром и зрителем. Вместе с начинающими композиторами, участниками Академии молодых композиторов в Чайковском слушатели Лаборатории современного зрителя создали две одноактных оперы по сюжетам Рэя Бредбери; зрители могли побывать на репетициях Фестивального оркестра и на мастер-классе Теодора Курентзиса, где проникли в секрет магии появления «больше, чем красивого звука»: дирижёр подробно и откровенно рассказывал о своём понимании музыки. И для многих именно это стало сильнейшим фестивальным впечатлением.

Но «официальными» главными событиями стали, конечно же, премьеры.

Вообще-то премьеры были каждый день, но некоторые из них — сложные, потребовавшие большой и напряжённой подготовки — возвышались в ландшафте фестивальной программы, как баобабы в саванне. Здесь, как и на многих других событиях фестиваля, возникали трудности с жанровыми определениями: «Распад атома» — это вроде как балет, но с текстом и участием драматической актрисы, а «Свадьба» — однозначно, опера, но с активной пластической линией, «перехватывающей» зрительское внимание у пения.

«Распад атома» — пластический проект Лилии Бурдинской, что называется, «навороченный»: пиршество световых эффектов от Игоря Фомина, загадочные костюмы Марии Мануиловой, впечатляющая телесность танцовщиков. Сцена (перформанс проходил в Театре-Театре) — большая, а действующих лиц — пятеро, но это не камерный спектакль: просто все находятся отдельно друг от друга, в этаком атомарном состоянии, лишь иногда сливаясь в сочетания, которые вскоре распадаются на элементарные частицы в полном согласии с законами химии и физики. Это, скорее, слияние атомов, а не распад; заглавие досталось спектаклю от книги Георгия Иванова, от которой Бурдинская оттолкнулась, да так далеко, что спектакль перестал иметь с ней что-либо общее кроме заголовка.

«Распад атома» идёт под собственный текст хореографа-постановщика, манерный и псевдоглубокомысленный. Без этих рассуждений о голубях, превращающихся в ангелов, можно было бы и совсем обойтись, но... наличие текста позволило ввести в спектакль Алису Хазанову, которая своей тёплой, задумчивой интонацией, своей естественностью на сцене многое оправдывает.

Пластический язык «Распада...» любопытный, сценическое решение — очень эстетское. Сюда бы ещё внятную драматургию...

В том, что касается пластики, постановка оперы Аны Соколович «Свадьба» — полная противоположность «Распаду атома». Если у Бурдинской действие пронизано холодом, а танцевальная лексика — механистичностью и манерностью, то постановщик «Свадьбы» Антон Адасинский добивался от танцовщиков животных, надрывных, отчаянных движений, принципиально небалетных; если у Бурдинской на сцене отборно красивые тела, то у Адасинского танцовщицы отчаянно «неформатные» и вдобавок разнокалиберные — то длинные, то мелкие...

После премьеры довелось читать много критики этой постановки: мол, зачем Адасинский отвлекал своими балетными действиями внимание от прекрасного пения пермских оперных солисток? Но для Адасинского этот пласт принципиально важен: в нём он делится собственными представлениями о семье как институции, и представления эти далеки от идиллических. Вот, например, такой важный атрибут и символ, как свадебный букет: здесь, прежде чем кинуть его в зрителей (ловите, кто хочет замуж), этим веником хорошенько охаживают лежащую на полу невесту, а в финале жених с невестой медленно движутся навстречу друг другу, но... проходят мимо — и расходятся в разные стороны, лишь на мгновение задержавшись в сомнениях.

Сам оперный «девичник» тоже далёк от идиллических посиделок: невеста и её подруги находятся в состоянии острого соперничества, доходящего до драки. Об исполнительнице главной роли Надежде Павловой Адасинский сказал: «Она — именно то, о чём мечтает тупой ленивый постановщик — самородок!», а зрители, давно знающие Павлову не только по принёсшей ей «Золотую маску» «Травиате», но и по многим другим прекрасным ролям, словно заново её открыли. Певица, известная своими тончайшими пианиссимо, на сей раз отчаянно голосила: имитация народного голоса была просто блестящая. Вокальные красоты «Свадьбы» — вся опера идёт a cappella — в очередной раз заставили долго обсуждать таланты и умения хористок из MusicAeterna: пятеро «подружек невесты» были как раз из состава хора.

Завершился фестиваль главной балетной премьерой сезона, о которой задолго до 25 мая начали говорить и писать: три актуальных хореографа создали три современных версии балетов Стравинского: Вячеслав Самодуров поставил «Поцелуй феи», Владимир Варнава —

«Петрушку», а главный балетмейстер Пермского театра оперы и балета Алексей Мирошниченко — «Жар-птицу». Все премьеры Дягилевского фестиваля вызвали шквал споров, но эта — особенно яростный.

«Поцелуй феи» поставлен в минималистически-юмористической стилистике. Сценография англичанина Энтони Макилуэйна напоминает набор условных графических обозначений какого-нибудь мобильного приложения: обведённые широким чёрным контуром солнышко, тучка с капельками, деревца, мельница... Немало юмора и в танце, особенно в простодушных крестьянских сценах. Хореограф создаёт лёгкое и забавное зрелище на сюжет довольно мрачной сказки, что, наверное, совсем неплохо, но только сюжет выстраивается с трудом, а хореография, в которой немало находок в виде отдельных танцев, в целом очень эклектична: по непонятной причине стильная неоклассика порой сменяется натуральной физкультурой.

С «Петрушкой» у Пермского театра оперы и балета особая история. Несколько лет назад постановку этого балета купили у балетной труппы Портленда (Орегон, США), чтобы «Петрушка» шёл в паре со «Свадебкой» того же Стравинского. Купили, что называется, кота в мешке. Оказалось, что хореограф Никола Фонте превратил балаганно-ярмарочную историю в натужную и унылую притчу; чувствовалось, что ни русской музыки, ни русской жизни хореограф не знает и не чувствует. Немудрено, что балет продержался в пермском репертуаре совсем недолго.

Постановщик нынешней версии балета Владимир Варнава музыку чувствует идеально, и с чувством юмора у него тоже всё в порядке. Зрители долго не забудут уморительный эпизод в комнате Арапа, где силач, стыдливо избавившись от накладных мускулов, играет в ванне с жёлтеньким утёнком (с прозрачным политическим намёком). Гротеск образовал живое и органичное сочетание с оригинальной хореографией, в которой есть изрядная доля пантомимы и клоунских реприз, а кастинг... Это особая находка Варнавы: на первых двух показах заглавную роль исполняла Диана Вишнёва. Её персонаж, маленький, лишённый пола Петрушка — сплошные ломаные линии, робкие семенящие шажки, рваная кукольная пластика. Вишнёва бесконечно трогательна и обаятельна. Петрушка из второго состава — Тарас Товстюк, который в первом составе играет, по иронии, Смерть Петрушки, больше похожую на Джека Скеллингтона из бёртоновского «Кошмара перед Рождеством» — совсем другой: более энергичный, более смелый; но при этом тоже весьма интересен — и своей заводной весёлостью, и «гуттаперчевой» пластикой.

Второй балет трилогии многие склонны называть лучшим, и он — наиболее цельный, энергичный и единый по стилистике из всех трёх.

«Жар-птица» в постановке Алексея Мирошниченко — удивительный парадокс: начинаясь как сюрреалистический перформанс люминесцирующих гротескных персонажей, декламирующих текст Проппа из «Исторических корней народной сказки», он быстро превращается в излюбленный Мирошниченко неоклассический балет с не менее любимыми им массовыми построениями в духе парада 1930-х годов. Хореограф неоднократно говорил о желании создать визуальную энциклопедию истории балета, расположив её «статьи» в обратном порядке — от XXI века к началу ХХ. Этот ребус освоили только суперзнатоки: в очереди в гардероб они делились догадками, где чья хореография. Кто-то упирал на эпизод в духе Пины Бауш, кто-то увидел цитату из «Паззла» Сиди Ларби Шеркауи.

Но «нормальные» зрители мечтали о красивой постановке той самой волшебной сказки, к которой отсылал прозаический эпиграф, и не получили её. На премьерном показе вся красота постановки сконцентрировалась в международной звезде Наталье Осиповой, а в последующих показах самыми эффектными оказались мужские дуэты Кощея — прыгучего и по-кавказски темпераментного Георгия Еналдиева — и Ивана Царевича — штатного пермского принца Никиты Четверикова.

Сразу после окончания фестиваля Теодор Курентзис с оркестром отправился на очередные зарубежные гастроли, а зрители получили, наконец, возможность осмыслить и переварить своё бесконечное удивление.

Представлена программа Дягилевского фестиваля — 2018

Продюсер Марк де Мони считает, что фестиваль следующего года в очередной раз удивит публику

На пресс-конференции, посвящённой закрытию Дягилевского фестиваля 2017 года, продюсер Марк де Мони рассказал о планах на следующий фестиваль. По его словам, то, что фестиваль 2018 года сформирован уже сейчас, большой прорыв театральной команды.

Фестиваль пройдёт с 14 по 24 июня. На его открытии состоится российская премьера оперы Артюра Онеггера «Жанна на костре» в постановке прославленного режиссёра Ромео Кастеллуччи. Этот спектакль — совместная продукция Пермского театра оперы и балета и театра города Лион (Франция); премьера в Лионе состоялась в начале года, и Марк де Мони считает «Жанну...» одним из лучших спектаклей Кастеллуччи.

В Перми спектакль будет идти на протяжении четырёх вечеров на французском языке. В главной роли — знаменитая французская актриса театра и кино Одри Бонне. В версии Кастеллуччи она на сцене почти всё время одна, всё вертится вокруг неё. Главную мужскую роль исполнил Дени Подалиде. Он не сможет прибыть в Пермь в связи с занятостью, но Марк де Мони надеется найти достойную замену среди французских актёров.

На закрытии фестиваля 2018 года, по традиции, в исполнении фестивального оркестра под управлением Теодора Курентзиса прозвучит очередная симфония Малера — на сей раз Четвёртая.

Зрители, которые были на событиях Дягилевского фестиваля 2014 года, наверняка хорошо запомнили спектакль мадридского театра «Реал» C(h)oeurs — замечательную постановку режиссёра Алана Плателя и его труппы C de la B. В будущем году эта команда выступит с новым спектаклем — Nicht Schlafen. По словам Марка де Мони, о нём очень хочется рассказать... Но он сдержался, чтобы не портить сюрприза.

Ещё один выдающийся театральный проект, который будет показан в Перми через год, — Ex Machina / Needles and Opium, спектакль Робера Лепажа, построенный вокруг творчества Жана Кокто и джазмена Майлса Дэвиса.

Как всегда, большинство событий фестиваля будут музыкальными. За барочный репертуар отвечает команда из Гента (Голландия) B'Rock Orchestra, а ансамбль Graindelavoix (Бельгия), который выступал с музыкой барокко на Дягилевском фестивале — 2016, на сей раз привезёт в Пермь программу суфийских песнопений.

Впервые в программе фестиваля — джазовый вечер с российско-английским саксофонистом Евгением Стригалёвым, а традиционный вечер рок-музыки пройдёт в компании с исландской группой Sigur Ros.

Кроме того, в программе Дягилевского фестиваля в 2018 году — повторы премьер сезона. Будет показан балет Леонида Десятникова «Опера» в постановке Алексея Ратманского (премьера планируется весной 2018 года) и балет Римского-Корсакова «Шахерезада» в постановке главного балетмейстера Пермского театра оперы и балета Алексея Мирошниченко (премьера — в начале июня 2018 года).

Балет «Жар-птица» и весь балетный вечер Стравинского завершился эффектной сценой в духе красочных спектаклей Михаила Фокина