Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

---

Синергия культурного пейзажа

Частные, корпоративные и государственные галереи и выставочные залы наперебой открывают новые экспозиции, посвящённые современному искусству Перми

6 августа 2015 г.

Поделиться

Твитнуть

«Парад вернисажей» начался в Музее современного искусства PERMM, где куратор Пётр Белый продемонстрировал выставку пермского молодёжного искусства «Форма незримого». Пермская творческая молодёжь, кажется, на спор решила сделать нечто прямо противоположное размашистым, технологически сложным инсталляциям группы «Электробутик», которые показаны на других этажах музея. Здесь, на «пермском» третьем этаже — типичное «бедное» искусство, зачастую сделанное «на коленке» из самых «нехудожественных» материалов. Так, Елена Слобцева уже не первую работу выполняет из скобок для степлера.

Куклы, свёрнутые из кусочков мешковины, пылающие картонные буквы, не менее пылающие таинственные знаки, выведенные на почве горючей жидкостью… Пермские художники продолжают осваивать искусство, созданное из подручных материалов.

Впрочем, Пётр Белый считает, что работы 14 очень разных авторов объединены не «бедной» эстетикой, а стремлением к линеарности, к сведению образа к линии. Действительно, в экспозиции много линейных рисунков, так, очень эффектные горящие символы Александра Лещева («Комильфо») — это линии, и совершенно восхитительные абстрактные пейзажи Елены Слобцевой («Почва») тоже в своей изобразительной основе линейны. Апофеозом этого движения от образа к линии выглядит работа Вадима Михайлова «Топографика», где фото знакомых пермских пейзажей соседствуют с топографическими картами тех же мест. При всей изобразительной скупости эта работа очень трогательная: очень застенчивое, очень мужское признание в любви к Перми.

Вообще, в экспозиции немало работ личных, трогательных, как, например, «Музыкальная шкатулка» Саши Бубновой, где под музыку колыбельной вращается смешная куколка, похожая на кукол вуду: её для Саши когда-то сделал папа, чтобы она не замызгала во дворе дорогостоящую Барби. Художница трактует свою работу как знак того, что ценности меняются: если раньше ценны были дорогие покупные куклы, то сейчас — только эта, самодельная.

Прочие выставки, открывшиеся за последние две недели в Перми, являют картину куда более традиционную: живопись, графика, скульптура. Но для знатоков культурологического пермского пейзажа в них тоже немало неожиданностей.

Так, «неистовый» Валерий Подкуйко выступил в Доме художника с мягкими, элегантными акварелями. Сам художник мотивирует обращение к новой графической технике тем, что его натюрморты стали очень уж гламурными, а акварель позволяет сделать их по-новому небрежными, неряшливыми.

И в самом деле: натюрморты в экспозиции преобладают, а техника акварели в них принципиально отличается от той, которой пользовались и продолжают пользоваться главные представители «пермской акварельной школы» Иван Борисов, Константин Собакин и Виктор Кузин. Борисов-Собакин-Кузин выразительные свойства акварели используют очень аккуратно, вызывая восхищение умением укротить эту текучую стихию. Подкуйко, напротив, восхищает тем, что совершенно не боится пятен и потёков. Кажется, что акварель дала ему новые возможности «антигламурности», новый толчок для создания бескомпромиссных композиций, в которых цвет и пространство самоценны, а не являются характеристиками изображаемого предмета. Подкуйко — чистый и откровенный представитель неофовизма, и некоторые натюрморты и пейзажи из самых свежих явственно отдают Матиссом.

Для верных и многолетних поклонников художник, который сам создавал экспозицию, в полной мере проявив при этом своенравный характер и потрепав нервы дамам из Дома художника, по соседству с акварелями выставил несколько живописных работ излюбленного жанра ню, в том числе автопортрет ню, висящий на почётном месте. На вернисаже Подкуйко кокетливо позировал для фотографов на фоне самого себя.

В тот же день в Центральном выставочном зале открылась выставка «Синергия», состоящая из работ, созданных в прибалтийской художественной резиденции пермяками Татьяной Нечеухиной и Максимом Нурулиным, а также примкнувшими к ним Игорем Новиковым (Санкт-Петербург) и Лилиан ван Опдорп (Нидерланды). По замыслу творческой компании, собранные вместе картины должны давать синергетический эффект, создавая новое художественное целое. Впрочем, специальные эффекты не нужны: художники творят в удивительно сходной манере, показывая абсолютное единство художественных принципов при сохранении индивидуальных черт каждого, так что экспозиция действительно представляет собой целостную эстетическую единицу.

Никого, думается, не обидит утверждение, что Татьяна Нечеухина здесь активно задаёт тон: всем это и так понятно. Она не только лидирует по количеству и даже размеру созданных работ, но и создаёт настроение, общий колорит экспозиции. Всё больше склоняясь к колористическому минимализму, художники этого круга пишут очень напряжённые, очень глубокие пейзажи и жанровые сцены, наполненные тайнами тысячелетних цивилизаций и холодом северного моря, на берегах которого создавались.

Тема моря, прохлады, ветра, северной природы — в картинах всех участников резиденции, достаточно лишь перечислить несколько названий: «Сумерки» (Новиков), «Камень с моря», «Балтийский берег», «Ночь» (Нурулин), «Ветер с моря», «Река», «Озеро», «Лес», «Сумерки» (Нечеухина). В серии Татьяны Нечеухиной «Ветер с моря» запечатлены фрагменты ленивой пляжной жизни, но это северный, ветреный, лишённый расслабленного гламура пляж, и за каждой сценой угадывается какая-то человеческая история, целая драма.

Это драматическое напряжение — самая обаятельная и самая загадочная черта живописи Нечеухиной: далеко не всегда понятно, за счёт чего она возникает. Впрочем, на этот счёт художница охотно даёт разъяснения. Так, о картине «Философы» она говорит, что главного героя на ней нет: пустое место за столом, где идёт философская беседа под возлияния, предназначалось Андрею Гарсиа, которого нет в живых. Отсюда и скрытая в картине драма. И всё же способы, благодаря которым эту драму удаётся так ощутимо, так остро выразить столь скупыми художественными средствами, — это секрет Нечеухиной.

Последний вернисаж июля — открытие выставки Альфиза Сабирова «Легенда. Новый артефакт» в торговом центре «Галерея» — позиционировался как светское событие с фуршетом, аукционом и рядом других развлечений. Это немного напрягает: хотелось бы видеть, что молодой художник стремится не к коммерческому успеху, а к новой выразительности. Сейчас скульптуры Сабирова представляют собой довольно противоречивое зрелище: прекрасное владение трудоёмкими техниками, удивительное понимание столь сложной фактуры, как бронза, блестящее знание её изобразительных возможностей показывают художника зрелого, состоявшегося; а вот тематика и стилистика работ выдают, что Альфиз всё ещё в поиске себя.

В скульптурах Сабирова видно и несомненное знакомство с творчеством Алексея Залазаева, и интерес к творчеству Даши Намдакова, и прочие модные веяния. И в то же время — очень личный, очень искренний подход к теме тюркских, бурятских, переднеазиатских мифов и эпосов. Не может не «улыбнуть» «Единорог из нашей деревни»: в однорогом деревенском быке чувствуется великое эпическое начало. Чрезвычайно экспрессивны у Сабирова фигуры людей — «Принцесса», «Батор», «Мыслитель», в которых всё тот же эпический мощный колорит сочетается с тёплым индивидуальным началом.

Но самые завораживающие его работы — загадочные абстракции. Например, «Бессонница», которую скульптор представляет себе зловещим подобием электрического ската.

Во всех работах прежде всего обращает на себя внимание удивительное владение таким трудоёмким материалом, как бронза, потрясающее чувство этого материала, умение пользоваться техникой патинирования, сочетать в одном объекте разный по фактуре металл — гладкий, шершавый, матовый, рельефный…

А стремление художника постичь легендарную глубину веков, несомненно, даст Альфизу Сабирову ещё множество сюжетов для творчества.

Выставки, которые одна за другой открываются летом в Перми, пожалуй. в самом деле создают некий синергетический эффект, складываясь в единый творческий пейзаж, который даёт возможность говорить о пермском художественном контексте как о единстве, состоящем из множества переменных.