Юля Баталина

Юлия Баталина

редактор отдела культуры ИД «Компаньон»

«Мечта прекрасная, ещё неясная…»

Владимир Гурфинкель поставил спектакль о светлом прошлом

Поделиться

В пермских театрах почти синхронно состоялось творческое представление новых главных режиссёров: после того как Евгений Зимин презентовал в ТЮЗе свою комическую притчу «У ковчега в восемь» по пьесе Ульриха Хуба, Владимир Гурфинкель представил в Театре-Театре лирическую комедию «Чужой ребёнок» по пьесе Василия Шкваркина, страшно популярной в раннем СССР.

Чужой ребёнок

Ксения Данилова и Ирина Максимкина: «Можно с вами подружиться?»
  Алексей Гущин

Ситуация в двух театрах на удивление схожая: обоих главрежей можно назвать «новыми старыми» — они уже успели поработать в своих театрах на других должностях; к тому же оба для первого спектакля в новой должнос­ти выбрали не новый для себя материал. Евгений Зимин считается главным специалистом в России по Ульриху Хубу, собственно, он и открыл для российского театра «У ковчега в восемь» и ставил эту пьесу уже не раз. А в количестве постановок «Чужого ребёнка» Владимиром Гурфинкелем путается даже пресс-служба Театра-Театра. Что ж, для «тронной» работы надо выбирать то, что у тебя хорошо получается. К тому же оба театра уверяют, что режиссёры придумали много такого, чего в предыдущих версиях не было.

Насчёт «Чужого ребёнка» — верим: здесь слишком многое завязано на фактуре определённых актёров, в другой труппе явно не было возможности поставить точно такой же спектакль, да и музыкальная часть (а она тут весьма существенна) завязана на музыке композитора Виталия Истомина, написанной специально для пермской постановки. Так что, несмотря на то что Гурфинкель — спец по «Чужому ребёнку», можно сказать, что пермские зрители получили эксклюзив.

«Чужой ребёнок» — типичная советская лирическая комедия с путаницей, недоразумениями, конфликтами из разряда «лучшее — враг хорошего», с дружбой народов, самопожертвованием, родительской и прочей любовью. Странно, что «Чужой ребёнок» не был экранизирован, ведь пьеса пользовалась сума­сшедшей популярностью: только в год своего создания (1933) она была поставлена 500 раз, а в 1960-е каждый год осуществлялось около 300 её постановок.

Кажется, что это сценарий комедии с молоденькой Любовью Орловой... И Владимиру Гурфинкелю тоже так кажется: спектакль оформлен в стилистике старого советского кино и тесно с ним взаимодействует — в нём есть киноэкран, на котором идут искусно состаренные чёрно-белые титры с именами создателей спектакля и вставки из настоящих старых советских фильмов, в том числе «Цирка» с той самой Орловой. Да и вся сцена оформлена в «чёрно-белом» монохроме, поскольку цветное кино ещё не изобрели.

К слову, Гурфинкелю и его постоянному соавтору художнице Ирэне Ярутис чёрно-белая сценическая «графика» вообще по душе: так же у них оформлен очень симпатичный спектакль «Отрочество» по Толстому в Пермском ТЮЗе и «Чехов в Ялте» по пьесе американцев Джона Драйвера и Джеффри Хэддоу в Театре-Театре.

Сюжет пьесы «Чужой ребёнок» настолько прост, что позволяет как угодно наполнять его гэгами: юная актрисочка Маня Караулова должна играть трагическую роль дореволюционной беременной «брошенки», от которой отвернулись даже родители, но для вхождения в образ ей не хватает жизненного опыта. Тогда она решает испытать на себе ситуацию своей героини и по секрету говорит лучшей подруге, что беременна. Понятно, что новость становится достоянием всего дачного посёлка и шоком для родителей юного дарования, а также для многочисленных Маниных ухажёров. Однако дело происходит не в мрачном дореволюционном прошлом, а в продвинутом советском обществе, и вот уже Манина мама вяжет для будущего внука чепчик, а парни наперебой бросаются перед Маней на колени, мечтая сделать «чужого ребёнка» своим.

Понятно, что в подобной истории главное — характеры, и здесь Гурфинкель постарался: дал актёрам материал для «вкусной», отвязной игры, которая, можно не сомневаться, доставила удовольствие не только зрителям, но и тем, кто был на сцене. Здесь о каждом стоит сказать особо.

Мария Полыгалова в маленькой роли Маниной дачной подруги Зины выдаёт отменный перформанс с замечательным вкусом и чувством меры. Гурфинкель сделал её полногрудой казачкой с косой вокруг чела, и Мария отлично имитирует южнорусский акцент — очень точно и органично, без излишнего комикования. Зина в этом спектакле — что-то вроде Родины-матери: большая, тёплая, судя по горделивому бюсту, обильная и щедрая, а также очень решительная и энергичная. Неслучайно именно она с чувством поёт «Широка страна моя родная». В финале же Полыгалова превращается в натуральную «женщину с веслом»: с его помощью она пытается вытащить из воды влюблённых Маню и Костю, а потом с веслом же наперевес бросается в погоню за Фёдором Фёдоровичем — прохиндеем, но перспективным женихом. Можно не сомневаться — догонит.

В роли Фёдора Фёдоровича — Олег Шапков, который на протяжении всего прошедшего театрального сезона радовал пермяков то номинацией на «Золотую маску» за музыкальную роль в ивановском «Географе...», то мини-гастролями нижегородского театрика «Зоопарк». «Чужой ребёнок» продолжил череду приятных впечатлений: чувство юмора Шапкова не подвело, его прохиндей Прибылёв получился слегка стесняющимся своего прохиндейства, но неисправимым.

Если продолжить говорить о хорошо имитированных акцентах, то нельзя не вспомнить главную, наверное, актёрскую удачу этой постановки — кавказца Яшу в исполнении Михаила Орлова. Орлов традиционно воспринимается как пермский гопник из спектаклей Сцены-Молота, а Яша по тексту пьесы — красивый, остроумный горец. Но Гурфинкель сквозь внешность мужичонки в трениках разглядел в актёре прямо-таки жгучую харизму и темперамент, а Орлов смог их достойно выразить, придав заодно своему Яше милое и очень комичное простодушие.

Великолепен дуэт Орлова с талантливой Ксенией Даниловой, играющей ещё одну подругу Мани — натурально беременную Раю. Они то лезгинку спляшут, то картину Пиросмани сымитируют. Зал над Орловым угорал, а овацию устроил ему покруче, чем главным героям.

Заранее понятно, что пара заслуженных артистов России Елены Старостиной и Олега Выходова, играющих родителей Мани, плохо свою работу не сделает. Их герои напоминают чеховских персонажей, этих людей из прошлого, над «вишнёвым садом» которых то и дело нависают угрозы. В этом есть что-то очень важное и щемящее, напоминающее о том, что неудержимый порыв энтузиас­тов к преображению мира непременно уничтожает что-то прекрасное. Согласитесь, было бы странно, если бы Гурфинкель однозначно восхищался советским прошлым, не намекая, пусть даже столь тонко, на его противоречивость.

Наконец, завершая разговор о характерных персонажах, нельзя не упомянуть трогательного Алексея Каракулова в роли несчастливого Маниного ухажёра Сенечки Перчаткина. Его трагикомично вздёрнутые брови домиком наводят на мысль о том, что он вот-вот взмахнёт, словно крылом, длинным рукавом Пьеро и улетит куда-то... Наверное, в светлое будущее, ведь Сенечке Гурфинкель доверил важнейшую для этого спектакля функцию — он сделал его Советским Мечтателем.

В финале спектакля Каракулов запус­кает в речку пенопластовый ледокол «Красин», и это не только дань славному времени мечтаний и свершений, о котором с такой любовью рассказывает Гурфинкель, но и лирический момент: точно так же дети пускали пенопластовые кораблики в «речки» на фестивале «Белые ночи—2013», которые стали для самого Гурфинкеля славным прошлым и грустноватым воспоминанием.

Вода на сцене — настоящая, и в неё периодически падают персонажи спектакля, обдавая первые ряды настоящими фонтанами брызг, по случаю чего зрителей даже снабдили полиэтиленовой плёнкой, чтобы укрывались.

Прохладным душем издевательст­ва над первым рядом не ограничились: периодически меланхолик Сенечка делает угрожающие движения по направлению к «речке», порываясь утопиться от неразделённой любви, и зрители судорожно натягивают спасительную плёнку — а Сенечка передумывает.

Главные герои, как и следовало ожидать, не столь ярки, как характерные. Это печальный удел всех лирических персонажей, даже из комедии. Семён Фарина в роли Костика — пожалуй, наименее яркое впечатление в этой постановке. Что же касается Ирины Максимкиной в роли Мани, то ей на удивление веришь — на сцене натуральная пигалица с косичками, не подумаешь, что играет её мать троих детей. Но всё же прорывается содержательность и опытность умной и взрослой Максимкиной, не давая ей окончательно раствориться в героине — простодушной, наивной и, прямо скажем, глуповатой.

Об этом спектакле можно писать очень много и с удовольствием — столько постановщики напридумывали интересного. Есть ведь ещё и чудесные танцы (хореография Татьяны Безменовой), уморительные пасодобли и танго, исполняемые то тремя подругами, то тремя соперниками-воздыхателями героини. Есть замечательные стильные декорации, несущие немалую смысловую нагрузку.

В заключение спектакля, перед финальными титрами на экране, берёзы из подмосковной рощи превращаются в советские ракеты и улетают в космос, окончательно растворяя в российской природе и народной мифологии социалистическую утопию, точнее, современное идеализированное представление о ней. Впрочем, на премьере этим сценическое действие не завершилось: актёры с воплями сбросили в «речку» вышедшего на поклоны Гурфинкеля, устроив ему тем самым «крещение» в новом качестве главного режиссёра Театра-Театра.

Подпишитесь на наш Telegram-канал и будьте в курсе главных новостей.

Поделиться