История одного долга

Продолжение. Начало в газете «Новый компаньон» №41 от 26 ноября 2013 года

Выходные я провел в изучении законодательства и подзаконных актов, которыми должны руководствоваться судебные приставы-исполнители при проведении исполнительного производства. Федеральный закон «Об исполнительном производстве», инструкция по делопроизводству в Федеральной службе судебных приставов, а также другие документы оказались очень объёмными, подробно описывающими все действия судебных приставов-исполнителей. Стало ясно, что если человек добросовестно изучит эти документы — никаких ошибок в работе он сделать не сможет уже потому, что в этих материалах содержатся даже образцы всех процессуальных документов, которые только может оформить судебный пристав-исполнитель.

В понедельник, 18 ноября, помыв шею и уши, я отправился в отдел судебных приставов по Ленинскому району Перми. Хотелось разобраться — что происходит и что следует делать в этой ситуации. Приехал я к судебному прис­таву-исполнителю К. В. Деменевой в 12:50. И сразу же получил от неё выговор, что через 10 минут у неё обед, она очень хочет кушать, а если она не покушает в обеденное время, то после обеда у неё «работа с гражданами», и она будет всю вторую половину дня голодной.

Я почувствовал себя конченым негодяем и подлецом — оставить голодным должностное лицо я не имел никакого права. Меня выручило только то, что я сразу сказал ей, что ознакомление с материалами исполнительного производства не займет больше пяти минут. Я ошибся, это вообще практически не заняло времени — в исполнительном производстве оказалось всего шесть листочков, включая обложку и два неподписанных запроса в регистрационные органы о наличии у меня недвижимого имущества и автотранспорта.

В полном соответствии с предоставленным мне законом правом я всё это сфотографировал на «мыльницу». Ещё я передал Деменевой несколько документов — копию свидетельства о регистрации по месту жительства; копию платёжного поручения о том, что 21 июня 2013 года я заплатил сумму налога через банк; копии выписок из Сбербанка по моим счетам, из которых следовало, что ещё 14 ноября 2013 года с моих счетов уже списали около 400 тыс. руб.

К моему удивлению, Деменева заявила, что копия платёжного поручения — это для неё вообще не документ. Далее она и её коллега, которая уже одетая стояла у нас над душой (видимо, вмес­те собирались обедать), попытались накалить страсти и перевести разговор в формат препирательств. Но я от этого улизнул, сказав, что спорить с ними не входит в мою задачу. Моя задача — ознакомиться с материалами и передать документы, что, собственно, уже сделано. После чего я с чувством выполненного долга удалился. На память я оставил Деменевой выписку из Уголовного кодекса РФ о злоупотреблении должностными полномочиями.

Ощущения от визита были очень неприятными. Я узнал, что хоть я и гражданин Российской Федерации, но коль я должник — значит, я как минимум недочеловек. Меня звать никак, и фамилия моя никто.

Всё-таки одна ошибка была мной допущена. Об этом я сообразил уже поздно вечером. Я осознал, что в этой ситуации моё слово (слово должника) против слова судебного пристава-исполнителя вообще ничего не стоит. Поэтому с утра 19 ноября с материалами исполнительного производства уже знакомился адвокат. Как и я, он все эти материалы скопировал. Заодно — составил акт описи материалов исполнительного производства, который подписал он сам и Деменева. И оно того стоило. Ведь в материалах исполнительного производства не было никаких постановлений ни о розыске, ни об аресте моих счетов. Видимо, это же сообразила и Деменева, которая уже после подписания описи прямо при адвокате стала распечатывать какие-то бумаги, лихорадочно их подписывать и подсовывать в исполнительное производство. Поздновато...

Сберегательный банк тоже не дремал. Мне пошли SMS-сообщения, что у меня списываются деньги за несанкционированные овердрафты (то есть за минусы по карточным счетам). Вечером 19 нояб­ря я завёз выписки из Сбербанка приставам. Как только я попался на глаза К. В. Деменевой, она меня тут же отвела к руководителю Ленинского отдела судебных приставов в кабинет. Видимо, мой случай таки стал предметом обсуждения, и руководитель решил поговорить об этом и со мной тоже. Выяснилось, что её зовут Ольга Ивановна.

Ольга Ивановна попросила Деменеву доложить материалы исполнительного производства. Из доклада следовало, что я такой-сякой, но деньги с меня уже списаны, поэтому вопрос не стоит выеденного яйца. Ольга Ивановна строго спросила у меня, в чём именно у меня проблемы. Пришлось ей объяснить, что у меня-то как раз проблем нет, что я все имеющие значение для дела документы уже передал.

Упомянул я также и случай с адвокатом, на что Ольга Ивановна авторитетно заявила, что у них — электронный документооборот, и все документы — в компьютерах. Я у неё спросил: если мне надо будет обжаловать постановление об аресте счетов, то что я должен обжаловать — цифры в электронной форме в их компьютерах? Вопрос остался без ответа.

Но Ольга Ивановна таки отреагировала — она неожиданно спросила меня, а не обвиняю ли я её работников в коррупции. Я ей ответил, что в коррупции не обвиняю, а обвиняю только в чрезмерном усердии из ложно понятых интересов службы. Ольга Ивановна ещё раз переспросила Деменеву, когда именно она собирается отменять аресты счетов. Та ответила, что собиралась это делать, но я своим появлением нарушил её планы. Ну и Ольга Ивановна ещё раз подчеркнула, что аресты надо отменить, а излишне взысканные деньги — вернуть. На этом аудиенция была окончена.

Ощущения от визита были такие же, как от первого визита к Деменевой. Теперь я уже точно знал, что я недочеловек. Я понял, что со мной можно сделать всё, что судебному приставу-исполнителю заблагорассудится. И что Ольга Ивановна просто пыталась понять, насколько я опасен как жалобщик, и запудрить мне голову электронным документооборотом.

20 ноября я занимался тем, что пытался отыскать почтовое отправление с постановлением о возбуждении исполнительного производства. В недрах всё той же Федеральной почтовой службы. Операторы несколько раз записывали мой адрес и телефон, обещали перезвонить, но потом пропадали. Наконец курьер привёз конверт с постановлением. Оно было отправлено мне 8 ноября. Из постановления, полученного мной 20 ноября 2013 года, я узнал, что мне установлен срок пять дней для добровольного исполнения требований. Очень смешно.

Прошла ещё неделя, и 26 ноября мне пришло два SMS-сообщения: «VISA****: 15.11.13 12:23 отмена ареста средств на сумму 291 192.18 руб. OSB 6984 выполнена успешно» и «VISA****: 14.11.13 16:25 отмена ареста средств на сумму 340 105.07 руб. OSB 6984 выполнена успешно».

Вот так закончилась ситуация с арестом счетов. Но у меня остался ряд вопросов, на которые я в ближайшее время собираюсь получить ответы из альтернативных источников.

Почему в постановлении о возбуждении исполнительного производства судебный пристав-исполнитель Деменева указала заведомо для неё ложные сведения, что судебный приказ вступил в силу 17 сентября, а не 13 мая 2013 года, как это указано в штемпеле на самом приказе, имеющемся в исполнительном производстве?

Почему она проигнорировала официальный документ — приложение к заявлению о взыскании недоимки через суд, который направила ей заместитель начальника Мотовилихинской инспекции ФНС Г. Н. Гайер о том, что с меня надо взыскивать только пени по налогу в сумме 23749 руб. 06 коп. (документ имеется в исполнительном производстве и, как я понимаю, поступил вместе с судебным приказом)?

Почему в судебном приказе имеются карандашные отметки «08.10» и «4» как будто этот судебный приказ был в материалах какого-то другого исполнительного производства листом за номером 4? И где препроводительная к этому приказу?

Где вообще ходил этот приказ, который был отослан в Мотовилихинскую инспекцию ФНС из мирового суда 01.07.2013, а поступил к судебным приставам-исполнителям только 30 октяб­ря 2013 года?

Почему в материалах исполнительного производства не было постановлений об арестах счетов, хотя счета дважды арестовывались, и деньги с них списывались?

Вот если, к примеру, в общественном транспорте задержат карманника, и он тут же будет вынужден вернуть сворованный кошелёк — он вор или нет? И должен ли он подвергнуться наказанию? А если судебный пристав-исполнитель заберёт у вас 400 тыс. руб., да ещё блокирует карточки почти на две недели так, что невозможно купить ни продукты, ни лекарства? Вот как это назвать?

Мне ещё повезло как никому, что я положил деньги в банк. А если бы я не имел сбережений в банке? До сих пор меня таскали бы...

Продолжение следует.