Дмитрий Енцов

журналист

---

«Переиспользование памяти о Великой Отечественной войне может дать обратный эффект»

Ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, доктор исторических наук Борис Колоницкий — об особенностях исторической памяти и праздновании Дня Победы

7 мая 2020 г.

Поделиться

Твитнуть

— Борис Иванович, вы являетесь одним из ведущих специалистов в России по Первой мировой войне, революции и Гражданской войне и не так давно приезжали в Пермь с лекцией об особенностях исторической памяти в России и других странах на примере Первой мировой войны. Поясните, в чём же главные отличия?

— На самом деле в каждой стране свои особенности, и об этом можно говорить долго. В качестве примера возьмём Великобританию, где память о Первой мировой войне — это доминирующий в государстве мемориальный проект. Меня поразило обилие памятников, посвящённых ей. Там думали, что эта война окажется по таким масштабам последней, а оказалось — нет.

Немного отличается историческая память во Франции. Казалось бы, она выиграла Первую мировую, и памятников, посвящённых этой войне, там тоже много. Но некое влияние на восприятие Первой мировой у французов в итоге оказала Вторая мировая, которую Франция формально выиграла, но была оккупирована немцами и сотрудничала с ними, в том числе сотрудничали и некоторые герои Первой мировой. Тем не менее среди французов очень много писателей и поэтов, которые участвовали в войне, начиная с Шарля Пеги и заканчивая Гийомом Аполлинером. И эта культурная составляющая оказала огромное влияние на восприятие тех событий.

Совершенно иная ситуация в Германии. Там стараются не вспоминать и Первую, и Вторую мировые войны по понятным причинам. Но не вспоминать не получается, и на то есть тоже другие причины кроме непосредственных поражений. Если возьмём немецких художников-экспрессионистов, а их 20 с лишним человек, то из них примерно 16 человек служили в армии, четверо были убиты, и двое из них совсем известные — это Август Маке и Франц Марк.

В России же эту войну называют «забытой». Отчасти это связано с цензурными соображениями: в Советском Союзе не про всех героев той войны можно было вспоминать. Причина понятна — разрешено было вспоминать о тех, кто впоследствии принял власть большевиков. Но также это связано с особенностями изучения Первой мировой: большинство исследователей основное внимание уделяли Западному фронту, где Россия не участвовала.

Кроме того, сейчас почти никто не назовёт русских поэтов и писателей, живших в тот период и писавших о войне. А это, например, Владимир Маяковский и Николай Гумилёв.

— Складывается впечатление, что для европейских стран Первая мировая сегодня важнее Второй мировой.

— Не соглашусь, хотя есть нюансы. Во Франции я уже объяснил какие. С Германией всё очевидно, но для Великобритании Вторая мировая не менее важна. Это объясняется тем, что она в том числе является победителем обеих войн, во Вторую мировую её города подвергались разрушительным бомбардировкам. К этому добавляется то, что в период 1940—1941 годов Великобритания была единственной на континенте, кто противостоял Гитлеру. Первая мировая задала некую модель памяти, она была первой такой масштабной. Это отражается на дальнейшей памяти поколений.

— В российском обществе фактически есть только Вторая мировая, вернее Великая Отечественная война. И почти никакой памяти о Первой мировой. Почему?

— Нельзя сказать, что Первая мировая у нас совсем забыта. В год 100-летия её начала — в 2014 году — в российских городах устанавливались памятники, в том числе не только за счёт государства. В Москве такой памятник был открыт даже в присутствии патриарха и Владимира Путина. Есть какие-то отблески в культуре, в частности, выходил фильм «Батальон», часть серий сериала «Адмирал» также относились к Первой мировой. Был организован ряд выставок. Но я согласен, что память — это не только памятники и фильмы.

— Не кажется ли вам, что большое влияние на «забытость» Первой мировой оказала советская историческая наука, которая к её участникам относилась выборочно? И вообще это была «не наша, а империалистическая война»? Соответственно, эти подходы переняла и современная наука.

— Неправильно говорить о том, что в Советском Союзе о Первой мировой вообще не говорили. В частности, образ генерала Брусилова активно использовали. Он даже имел все шансы попасть в пантеон полководцев наряду с Суворовым и Кутузовым. Его воспоминания издавались и переиздавались. Но в его записях обнаружились нелицеприятные отзывы о большевизме (хотя он сотрудничал с красными в Гражданскую войну), и его попадание в пантеон после этого было невозможным. Отмечу, что в годы Великой Отечественной войны разрешалось носить награды Первой мировой, и бывало так, что на груди соседствовали советские ордена и Георгиевские кресты. Другими словами, в Советском Союзе эта тема не была табуирована. Там было по-разному в разные десятилетия. В 1920-е годы она была поводом для дискуссий. Например, тогда многих детей называли Жоресами в честь социалиста и противника войны Жана Жореса. Вспомним хотя бы учёного-физика, нобелевского лауреата Жореса Алфёрова или писателя Жореса Медведева. В 1930-е тему приглушили, хотя тема героизма русских солдат звучала. Про 1940-е я уже сказал. В 1960-е годы Брусилов был немного реабилитирован, так как появилась точка зрения, что те нелицеприятные слова были написаны его женой. Поэтому в 1970-е о нём издавались книги.

— Когда смотришь список лучших фильмов о Первой мировой, то там сплошь западные фильмы, хотя, например, про Вторую мировую есть и советские картины. Почему так?

— Лучше на это посмотреть на примере литературы. У нас есть произведения о Первой мировой, но их немного. Даже в самых известных Первая мировая — лишь часть сюжета. Вспомним «Хождение по мукам» Алексея Толстого или «Тихий Дон» Михаила Шолохова. У нас нет большого единого произведения, посвящённого Первой мировой. В Европе же есть большие произведения, непосредственно связанные с войной. На поверхности — имя писателя Эриха Марии Ремарка или художника Отто Дикса.

— Не так давно вышел британский фильм «1917», который превзошёл ожидания авторов и по кассовым сборам и был одним из фаворитов «Оскара». Мне сложно представить, что если бы у нас выпустили большой фильм конкретно о Первой мировой войне, он стал бы сверхуспешен хотя бы внутри страны.

— Он не имел бы огромного успеха, потому что у нас уже давно есть стремление делать фильмы по голливудским лекалам. Посмотрите, какие ужасные попытки делать по ним фильмы о Великой Отечественной войне. Авторы считают, что таким образом могут достучаться до нового поколения.

— Тем не менее память о Великой Отечественной активно муссируется и поддерживается государством, словно это важная часть госидеологии.

— Вы правы, но Первая мировая тоже является частью госидеологии, может быть, не в таком масштабе. Если бы такого не было, Владимир Путин не открывал бы памятник в Москве. Есть и объективная причина «популярности» Великой Отечественной — это горячая коммуникативная память. Да, ветеранов осталось очень мало, но они есть. Много тех, кто знал ветеранов, разговаривал с ними, отцы рассказывали, деды и так далее. Такой же коммуникативности с Первой мировой уже нет. Поэтому я бы не сказал, что мы начинаем думать о грядущем 75-летнем юбилее, потому что так приказало начальство. Другое дело, что эту сакральность власть использовала всегда. Давно, когда я служил в армии, командиры нам говорили: ваши отцы и деды смогли, и вы давайте.

— Тем не менее часто видишь лица многих школьников, которые выполняют набор ритуалов, но им вроде как всё равно.

— Я считаю, что следующее после меня поколение уже «перекормили» празднованиями. Даже в конце советского периода празднования были пусть официальные, но уже формальные, менее живые. Боюсь, что сейчас такое переиспользование памяти о Великой Отечественной может дать обратный эффект у нового поколения.

— Когда я учился в 11-м классе, преподаватель говорил нам, что, наверное, пройдёт ещё лет десять и 9 Мая перестанет быть выходным днём. Но говорил не с укором, а предполагая, что это будет естественным, логичным явлением. Однако прошло уже значительно больше лет, и я вижу, что День Победы стал куда более сакральным днём, чем в моём детстве.

— День Победы и память о Великой Отечественной войне сегодня — это универсальная точка сборки России, определяющая нас как единый народ. Но другое дело, как власть это использует. Если просто бросать деньги и заставлять всех праздновать, это может привести к обратному эффекту. Посмотрим, что из этого выйдет. Проблема в том, что нельзя просто рассказывать о войне «по старинке», каждому новому поколению нужно передавать память как-то по-новому.

— Складывается впечатление, что в последние годы в обществе реабилитируется фигура Сталина. Почему это происходит?

— Почему складывается впечатление? Согласно опросам, многие хотели бы его сейчас видеть руководителем страны. Я бы не связывал это с пропагандой сверху, но ощущается некий запрос на его фигуру, на сильного лидера. Вообще, это очень сложное явление. Иногда власть не в восторге от этого. В частности, установку в регионах бюстов Сталина местные власти не всегда поддерживают. Но если вспомнить историю, то десталинизация Хрущёва не проходила гладко. Был народный сталинизм — мощный протест против десталинизации. В частности, многие антисоветские выступления тех лет шли под сталинскими лозунгами. Например, в 1956 году восстание в Тбилиси. То есть иногда сталинизм — это форма протестных выступлений. Поэтому современный феномен популярности Сталина — очень сложный и требует исследования.

— По-вашему, случайно ли совпадение, что изначально (если бы не помешал коронавирус) голосование по поправкам в Конституцию было назначено на 22 апреля, которое выпадало на 150-летний юбилей Ленина?

— Не думаю, что это случайно. Но не понимаю, какой смысл в это вкладывался. Проблема в том, что для России вопрос, что делать с Лениным как с мемориальным проектом, до сих пор открытый. Я бы сказал, что сегодня продолжается процесс иронического отстранения от Ленина. И он происходит давно. Помню, сколько средств было вложено в празднование 100-летия Ленина в 1970 году. Но в народе празднования проходили формально, появилась масса анекдотов про Ленина. Вплоть до сегодняшнего дня Ленина цитируют в ироничном ключе. Плюс Путин несколько раз за последние годы выразил своё отрицательное мнение о нём. Думаю, в этом случае власть рассчитывала все риски голосования и ей нужна была поддержка в том числе тех людей, которые сентиментально относятся к Владимиру Ильичу.

— Какие исторические события или память о них власть сегодня активно использует?

— Используется Великая Отечественная война. Память о революции и Ленине не используется. Память о Сталине используется, но она потенциально небезопасная. Вообще, как выразился когда-то один историк, у нас власть однопартийная, но многоподъездная. И там лоббируются самые разные мемориальные проекты.

— А история вообще сегодня активно используется властями?

— Думаю, что у властей есть заблуждение, что можно взять что-то, какое-то событие или имя, влить в память о нём деньги и это «пойдёт». Это очень наивно и опасно. Приведу примеры. Недавно была громкая история о переименованиях названий аэропортов в российских городах. В Минеральных Водах с опережением побеждал вариант назвать аэропорт в честь генерала Алексея Ермолова, что для ряда народов Северного Кавказа просто неприемлемо. И как вышли из ситуации? Вложили деньги, чтобы в итоге на первом месте оказалось имя поэта Михаила Лермонтова. Ещё один пример — День народного единства 4 ноября. В чём его смысл? Понятно, что у коммунистов хотели отнять их 7 ноября, но в итоге сразу же фактически подарили 4 ноября правым организациям. Вспомните, как до 2014 года это был день «русских маршей» со стягиванием больших сил полиции. Всё это итог того, что историю используют без должной экспертизы, потом на ровном месте создают проблемы.

— Затем большими усилиями «националистический» налёт удалось убрать с этого дня. Но в итоге люди так и не понимают, что это за день. Просто выходной.

— Власти пытаются вложить в него разные смыслы. Можно было изначально его преподать, условно, как День дружбы народов России. Нельзя просто провозгласить праздник, надо наполнить его каким-то смыслом.

— Существуют ли негласные правила в научном сообществе, что такую-то тему лучше не трогать?

— Есть такой тренд. Я слышал вопрос, например, а зачем изучать власовское движение в период Великой Отечественной войны? Пиши лучше о героизме советских бойцов. Но писать о героизме очень сложно, вопреки стереотипному мнению. Существует множество текстов о героизме, которые «не работают», потому что сделаны халтурно, часто просто цитируют пропагандистские тексты периода войны. Писать о героизме без изучения негероизма нереально и неправильно. То есть надо описывать и уклонистов, и дезертиров. А если эти темы табуируются, значит, наше знание неполно, значит, героизм нашей армии изучается неправильно.

— То есть если историк решит заняться, например, темой генерала Власова или власовского движения, он будет делать это зря?

— На самом деле на эту тему издаются книги и сборники документов. Но есть известная история с диссертацией историка Кирилла Александрова, посвящённой офицерскому корпусу власовского движения. О ней положительно высказался диссертационный совет, но Высшая аттестационная комиссия отклонила это решение (в 2016 году. — Ред.). Я считаю, что диссертация спорная, но имеет право на жизнь. Я знаю точно, что в этом случае давление было не столько академическое, сколько внешнее.

— То есть с некоторыми темами всё же есть проблемы?

— Есть тема, которая много изучается сейчас в Германии, Великобритании. Это тема о насилии Красной армии на оккупированных немецких территориях. Мне сложно представить, чтобы вышла книга российского автора, а ещё сложнее, чтобы на эту тему была защищена диссертация.

— А как вы относитесь к запретам книг? Например, от запрета того же гитлеровского «Майн кампфа» не выросла ли некая популярность запретной темы?

— Сложный вопрос. Я бы сделал научное издание с комментарием, что вот это Гитлер взял отсюда, вот в этой части он соврал и так далее, и ограничил его научным пользованием. Отозвалась бы она положительно в некоторых субкультурах — сложный вопрос. Есть пример неоднозначной реакции — это телесериал «Семнадцать мгновений весны» (впервые показан в 1973 году. — Ред.). Что мы там видим: обаятельные актёры, разгуливающие в обаятельной немецкой форме. Произошло некое очеловечивание нацизма на экране. И вот этот сериал сыграл большую роль для формирования неонацистской субкультуры позднесоветского периода, хотя сериал получил множество наград.