ВОЗВРАЩЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Две эти книги вышли в свет почти одновременно. Одна из них - «Чемодан Якубовой» Анны Бердичевской - 21 февраля была представлена на авторском вечере в библиотеке им. Пушкина. Вторая - «Провинция» Бэлы Зиф - готовится к презентации. Обе они женские, обе - проза поэта, обе - мифологии детства. В них так много родственного, совпадений на клеточном уровне, что нетрудно предположить: это две пробы одного и того же культурного грунта - общей юности, которая, по всей видимости, сблизила сильнее, чем разъединили последующие годы.

Производная времени

Анна Бердичевская и Бэла Зиф принадлежали к той блистательно талантливой компании молодых пермских литераторов, журналистов, режиссеров, чье поколение сформировалось на открытом свету оттепельных 1960-х. Анатолий Королев, Леонид Юзефович, Нина Горланова, Владимир Пирожников, Валерий Некрасов, Сергей Скворцов, Василий Бубнов, Владимир Виниченко, Ирина Христолюбова, Борис Рабинович, Марк Душеин - по силе творческой энергии и амбиций этому поколению в истории послевоенной Перми не было равных. После того как кошмар диссидентского процесса остался позади, позади для многих осталось и отчужденное, не сумевшее стать заселенным и обжитым пространство безнадежно провинциальной Перми - по выражению Королева, «города зеро», напрочь выпавшего из истории и культуры.

И похоже, что возвращение началось вот только в последние годы, буквально на наших глазах - в художественных и мемуарных текстах бывших «шестидесятников», где Пермь наконец-то стала обитаема. В цикле «пермских» эссе вернулся Королев, в «Казарозе» - Юзефович. Бердичевская возвращается, опубликовав в созданном ею самой московском издательстве «Футурум БМ» сначала книги Бориса Гашева и Королева, затем, в той же серии «Производная времени», собственный «Чемодан Якубовой». Бэла Зиф, жившая после партийного разгрома коллективного женского сборника «Княженика» все эти годы в Перми, но вне литературного круга, возвращается, великолепно дебютировав как прозаик книгой «Провинция». Одна Нина Горланова, кажется, никуда не исчезала, и слава богу.

Только свет

Вечер Анны Бердичевской так и назывался. Есть у нее одноименный текст, финальный в поэтической тетради «Чемодана Якубовой», то есть наделенный особой смысловой миссией: «Только свет, ничего кроме света...». В поэзии того времени, откуда родом Бердичевская - и у Рубцова, и у Алексея Решетова, потоки «косвенного света» повсюду - в ночи, в подземной мгле. И Бердичевская с ними заодно: пока живы в памяти отсветы снежного утра, есть надежда, и светопреставление отменяется. Собственно, ее книга как раз об этом: о рассвете жизни, о свете, пробивающемся сквозь и образующем очертания людей, предметов, как на черно-белой фотографии. О послевоенном детстве, скудный, опять-таки «черно-белый» быт которого, уместившийся в фанерном ящике с кирзовой ручкой и надписью «Усоллаг-1952 г.», на удивление оказался расцвечен, то есть преображен красками радости, творчества.

Якубова - героиня повести и мать автора записок - в книге, как и в жизни, была художницей. А ее дочка и в той, и в другой реальности оказалась поэтом. Кстати, для Бердичевской свет - категория еще и профессиональная: она, помимо прочего, практикующий фоторепортер. Отсюда портрет на обложке - с прицелившимся в зеркало объективом.

На встрече в «Пушкинке» Бердичевская рассказала о новом проекте руководимого ею журнала «Бизнес-Матч»: на его глянцево-презентационных страницах теперь появляется «журнал в журнале» - посвященный визуальному искусству «Волшебный фонарь». В последнем номере - воспоминания о пермском киномеханике Владимире Самойловиче, в предпоследнем - невероятной красоты фотографии Плисецкой.

Волшебный фонарь

Удивительно, но точно так же, вслед Цветаевой, думала назваться книга Бэлы Зиф, пока не решила стать «Провинцией». Но от праздничного своего, восторженного и взахлеб мироощущения, к счастью, не избавилась, и сразу же, с порога, то есть с обложки, ошеломляет совершенно невозможным, ослепительно синим цветом. На его фоне - тепло закутанная фигурка девочки, вглядывающейся мимо уютных домишек в сказочную зимнюю даль. Это фрагмент картины датского художника Карла Ларссона «Брита с санками», которую рассматривает в одном из эпизодов «Провинции» маленькая Бебка. А синий цвет - конечно, из Бараташвили, цвет небесный, глубокое и до поры до времени безмятежное счастье на берегах Даугавы и Камы.

Бебка, как и сама Бэла, родилась в Прибалтике, но выросла в Перми, в Разгуляе. И те, кто присутствовал пару лет назад на авторском чтении фрагментов «Провинции», до сих пор вспоминают, как, случайно сместившись в экранное поле слайд-проекции, Бэла Зиф как бы «вошла» в пейзаж Разгуляя, да там и осталась, озвучивая его овраги, кусты, заросли сирени - честное слово, это был момент истины, в который вечно иллюзорная взаимосвязь времен и пространств вдруг обрела абсолютно реальное лицо.

Город Молотов и его обитатели

Собственно говоря, никакой не Молотов, а все-таки Пермь, хотя и в шинели казенно-казарменного имени. Во всяком случае, в «Провинции» его промороженная пустота оказалась быстро заселена и согрета семейной памятью.

Не уверена, что главы, основанные на семейном меморате, в «Провинции» самые удачные. Но они, безусловно, интересны и полезны - в смысле обживания исторического прошлого города, воскрешения, так сказать, его культурной памяти. Подробностей - редкостных, одушевленных, притягательных - в исторических главах этой повести множество. Что же касается качества повествования, то все же вряд ли «вьющиеся каштановые волосы, падающие куда-то в пропасть, чувственные губы, раскрывающиеся при пении» можно считать романтической стилизацией. Скорее здесь возникает эффект раскрашенных открыток - тоже ведь примета времени. Но если учесть, что книга Зиф во многом выстроена именно как семейный альбом (кстати, портретная галерея персонажей сопровождается великолепными фотографиями прототипов), то претензии на предмет стилистических локонов можно и опустить. Главное ощутимо: история семьи - это почти библейская история, укорененная в общекультурном мифе, со своими «грешниками и праведниками, отринутыми и возвышенными», законами долга, служения, верности. Свою стезю - от избиения младенцев до крещения - проходит и маленький поэт Бебка, но, что любопытно, в обратном порядке.

И все же самые живые, сочные, смешные и убедительные подробности в повести возникают из непосредственных впечатлений. «Французская булочка с корочкой посередине», «ослепительная воздушная площадка над Камой», «песчаный берег у Дворцовой Слудки», сверкающий «чайными серебряными бумажками и фантиками от конфет», маленький трамвайчик на крыше депо: «Над кабиной водителя развевался красный флажок, внутри сидели куклы... Как-то в ночь очередного праздника он сгорел от короткого замыкания, а вместе с ним - безвестные пассажиры, разделившие его судьбу». Многочисленные родственники, круги пермской профессуры, эвакуированные жители «семиэтажки», друзья-малолетки - ледяной Молотов становится обитаем. Один из самых удачных портретов в этом ряду - образ «пермского Булгакова», профессора Аркадия Лавровича Фенелонова, одна из самых удачных сцен с его участием - чтение латыни: «И вдруг о поверхность реки ударяется слово...». Ну и, разумеется, в ряду женских персонажей - мама, врач Евгения Александровна - сияние силой доброты и самопожертвования. И девочка-Якубова первое, что запоминает при встрече с матерью, - не лицо, высветленный лик.

В повести Бердичевской действие происходит главным образом на станции Мулянка. Тем не менее есть целая глава - «Город Молотов и его обитатель»: некто Якубов, который мог бы стать отцом героини, но всего лишь дал ей свое имя - взявшийся невесть откуда человек-фантом, чистая квинтэссенция культуры и интеллекта - именно он стал отправной точкой, духовным центром повести Бердичевской. «Чем занимался он всю жизнь? Бездельничал? Как бы не так, он был очень занят. Он демонтировал себя. Отдельные блоки самого себя этот «гигант» азартно разбивал мощью собственного интеллекта на куски поменьше, чтобы никого не угробить, разбрасывая их к чертовой матери. Как же сверкали эти обломки!»

Кстати, судя по тому, что у Юрия Якубова и Аркадия Фенелонова есть общий собеседник - эвакуированный в Молотов профессор-лингвист Розенталь - персонажи Зиф и Бердичевской вполне могли быть друг с другом знакомы.

Дом культуры и чемодан с вещами

И в таком случае Якубов мог бывать в доме профессора Фенелонова. Этот дом по адресу Ленина, 81а, памятником которому стал пустырь эспланады, по свидетельству автора «Провинции» поразительным образом напоминал дом Булгакова на Андреевском спуске, и определяющей в этом сходстве была, конечно же, не только атмосфера общего творческого азарта, веселья, импровизации, но и сама фигура хозяина - профессора-Мастера. Этот дом стал для маленькой Бебки храмом, целокупной моделью культурного мира, которая трансформировалась несколько позже в раскрепощенное общежитие знаменитого Дома ученых (глава «Пуп Перми»), но как бы то ни было, в ее «Провинции» традиция и культура хранятся в Доме.

Иначе в повести Бердичевской, где двум бесприютным художницам, матери и дочке, сама культура становится домом. Их очередное место обитания - клуб «Прогресс», и, по признанию Бердичевской, никакой «Мулен Руж» не затмит то ощущение праздника и творческого счастья, которое было пережито в деревянном бараке «под ампир» на станции Мулянка.

Что же касается культурной преемственности, то для того и нужен чемодан, чтобы в отсутствие Дома вместить в себя все самые простые и нужные вещи. В «Чемодане Якубовой» среди них - зачитанный том Пушкина, который «вместе с ковшом, самозатачивающимся ножом, чайником для заварки, да, пожалуй, еще с бабушкиным платком с кистями, да еще с коралловым слоником-брошкой составлял основу быта».

Интересно, что в повести Бэлы Зиф тоже есть вместилище потомственных вещей - сундук, хранящий тайну семейной трагедии - святые мощи: бабушкина прядь волос, косточки корсета... У Бердичевской же - чемодан без замка, все нараспашку, готово к расставанию, открыто, и, в общем, довольно безжалостно: драгоценный платок с кистями превращается в абажур и тут же, зацепившись, рвется - не жаль и не важно, что с нами станет, все равно останется только свет...

И новая встреча

Завтра, 2 марта, в 18 часов в читальном зале библиотеки им. Пушкина состоится встреча с Леонидом Юзефовичем, лауреатом премии «Национальный бестселлер», финалистом «Букера», автором романа «Казароза», действие которого происходит в Перми.